Что такое мышление? Наброски - Андрей Курпатов Страница 9

45. Иными словами, здесь также определяется несколько уровней:

• во-первых, то, что происходит во мне независимо от моего сознательного участия, – собственно изменение состояний материального мира моего мозга (все, что относится к нейробиологии мозга);

• во-вторых, те состояния, в которых я оказываюсь из-за этих изменений (последние значат для меня что-то ещё, кроме того, что они есть сами по себе);

• в-третьих, как я объясняю себе эти состояния, как я их интерпретирую – то есть какие истории создаю о себе.

Вопрос в том, на каком из этих уровней случается само мышление?

46. Понятно, что интеллектуальная функция работает постоянно. Понятно также и то, что я могу как-то направлять ее работу. Но является ли это «подруливание» моей интеллектуальной активности – собственно мышлением?

На самом-то деле, это обычно происходит вне какого-то моего сознательного решения – просто наличная ситуация (включая внешние и внутренние факторы), складывающаяся так, требует от меня решения того, а не другого вопроса.

Я испытываю определенный, хорошо известный мне дискомфорт, смотрю на часы, обнаруживая, что уже не ел достаточно долгое время, и задумываюсь над тем, где и чем бы мне перекусить. Конечно, это интеллектуальная активность, направленная на решение определенной задачи.

Но вряд ли стоит относить эту интеллектуальную активность к мышлению в строгом смысле этого слова. В данном случае я скорее сознательно сопровождаю свою интеллектуальную активность, нежели сознательно ее произвожу.

47. И даже если в этот момент я задумался о том, что лучше сначала, наверное, дописать какую-то часть текста и лишь затем заняться поисками еды c последующей трапезой, я не делаю это совсем уж осознано. Нет, просто сейчас во мне сильнее доминанта работы над соответствующей частью текста, нежели доминанта голода.

Озадаченность текстом пока побеждает усиливающийся голод, а я, если задумаюсь над этим, являюсь лишь свидетелем этой борьбы сил различных интеллектуальных объектов, актуализированных сейчас в пространстве моей психики – озадаченностью текстом и чувством голодом. В какой-то момент озадаченность текстом ослабнет, а чувство голода станет невыносимым, и я «подумаю», что пора все-таки отправиться за едой.

Первично ли, так сказать, в приведенном примере мое мышление – то, что я «подумаю», или оно лишь объясняет мне самому, что со мной происходит, выполняя функцию регистратора (что-то вроде церковного освящения чего-либо уже случившегося)? И мышление ли это, если мы подходим к определению этого феномена со всей строгостью?

48. В каком-то смысле, сопоставляя меня из приведенного примера с обезьяной из опыта Вольфганга Кёлера, можно, наверное, заключить, что задумалась она даже посильнее меня. В конце концов, я – в предложенном примере с выбором между едой и текстом – оперирую чрезвычайно тривиальными, привычными для меня интеллектуальными объектами, тогда как интеллектуальной функции кёлеровской обезьяны пришлось создать и сочленить интеллектуальные объекты крайне нетипичные для психического пространства среднестатистической обезьяны.

49. Или вот, например, интеллектуальная деятельность другого рода – потребление так называемого «развлекательного» контента (интертеймент и даже инфотеймент). Это просмотр телевизора, компьютерные игры, серфинг по интернету, скроллинг по социальным сетям и в интернет-магазинах, разглядывание демотиваторов, просмотр коротких видеороликов и просто бесчисленных фотографий? Сюда же, впрочем, можно отнести постоянную «проверку» новостных сайтов и собственной электронной почты.

То, что подобная практика давно превратилась в своего рода зависимость, теперь уже вполне очевидно [Г.Г. Аверьянов]. Судя по всему, мозг человека, «залипающего» на подобной интеллектуальной активности, извлекает из этой своей деятельности своеобразную «вторичную выгоду»: она позволяет человеку отвлечься от решения фактических задач (или просто от более сложных интеллектуальных задач) и при этом обеспечивает ему активное и деятельное интеллектуальное времяпрепровождение.

Восприятие этой информации не составляет никакого труда (сложная для понимания информация, нуждающаяся в некотором ее осмыслении, мгновенно отсюда вымывается). Кроме того, само потребление этой информации сопровождается массой приятных переживаний, обусловленных, по большей части, множественными и даже каскадными ага-эффектами от бесконечного узнавания образов и неожиданными, но понятыми (узнанными) мною развязками сюжета. Очевидно, что дофаминовые всплески, сопровождающие эти реакции узнавания[9], крепко фиксируют привычку подобного времяпрепровождения.

Впрочем, тут не так важен аспект зависимости как таковой. Хотя очевидно, что сам факт этой зависимости свидетельствует о том, что сознательное «я» уже никаким образом этот процесс не контролирует, а если и участвует во всём происходящем, то только на вторых ролях. Так что говорить здесь о «том, кто думает», очевидно, бессмысленно.

Думаю ли я в процессе этого потребления информации в принципе?

50. Нет сомнений, что те, кто осуществляют подобную интеллектуальную активность – например, потребляют «развлекательный» контент – считают, что они в этот момент «думают». Но на деле происходит лишь бесконечное распознавание уже известных мозгу образов. Сама эта информация практически не запоминается, что со всей очевидностью свидетельствует о том, что она не прорабатывается мозгом, но лишь актуализируется в пределах кратковременной памяти и тут же забывается.

Распознавание образов, конечно, не может оставить равнодушным наше «я» – те высокие уровни апперцепции, которые связаны с условной инстанцией нашей «личности» (системы наших отношений с миром, другими людьми, с самим собой). Но вовлеченность нашего личностного «я» в это восприятие образов не меняет существа дела – происходит лишь восприятие, пусть и более сложное, нежели реакция на элементарный раздражитель.

Но восприятие – это всё равно, по существу, лишь спонтанная реакция, а вовсе не некое мыслительное действие, предполагающее какую-то мою целенаправленную (и видимо, какую-то еще) работу с интеллектуальным объектом.

51. Впрочем, к «развлекательному» контенту относятся также фильмы и сериалы. Предполагает ли этот контент какую-то особую и специфическую мыслительную деятельность потребителя? На самом деле здесь, как мне представляется, имеет место идеальная имитация мыслительной деятельности.

Та типичная интеллектуальная активность, которую мы привычно считаем своей мыслительной деятельностью, представляет собой постоянное создание новых и новых нарративов (перманентное формирование внутри нашего психического пространства неких историй).

Конец ознакомительного фрагмента