Кадавр. Как тело после смерти служит науке - Мэри Роуч Страница 9

Купер откровенно признавал необходимость препарирования тел. Его знаменитым тезисом было: «Тот, кто не тренировался на мертвых, будет калечить живых». Хотя его точка зрения принималась многими, а положение дел в медицинских школах было плачевным, этот человек все же был лишен каких-то человеческих чувств. Купер относился к такому типу людей, которые не испытывают неудобства, разрезая не только совершенно незнакомых людей, но также и своих бывших пациентов. Он поддерживал контакт с семейными врачами тех пациентов, которых когда-то оперировал, и, если узнавал, что они умирали, посылал похитителей тел отрыть их, чтобы выяснить, как послужила сделанная им ранее работа. Он платил за поиск тел пациентов его коллег, которые, как он знал, страдали интересным недугом или имели редкие анатомические особенности. В этом человеке здоровое увлечение биологией переросло в мрачную эксцентричность. В книге Хьюберта Коула «Трупы для хирурга» (Things for the surgeon) о похитителях тел рассказывается о том, что сэр Эстли писал имена своих коллег краской на костях, а затем заставлял лабораторных собак проглатывать эти кости. Когда при препарировании собак эти кости изымались, имена оказывались выгравированными на них, поскольку костная ткань вокруг букв была разъедена под действием желудочного сока. Эти вещицы доктор преподносил в виде шуточных подарков. Коул не пишет о том, как реагировали коллеги Эстли на такие подарки. Вряд ли они получали удовольствие от этой шутки, но при этом выставляли «сувениры» на видное место, когда сэр Эстли заглядывал в гости. Ни один человек не хотел, чтобы в момент его кончины о нем вспомнил сэр Эстли. Как говорил сам сэр Эстли, «Я могу достать любого».

Подобно «воскресителям», работая с мертвым человеческим телом, анатомы, безусловно, умели мысленно абстрагироваться. Они не только рассматривали препарирование и изучение анатомии как оправдание эксгумации, они не видели причины, по которой к мертвым телам нужно было бы испытывать какое-либо уважение. Их не волновало, что мертвецы доставляются к их дверям «уложенными в ящики, присыпанными опилками, засунутыми в мешки, перевязанными, как окорок» (цитирую Рут Ричардсон). Для них мертвые были таким же товаром, как и все остальное, причем коробки с мертвыми телами иногда путали по дороге с другими вещами. Автор книги «Выброшенные люди» (The Sack-’Em-Up Men) Джеймс Мур Болл рассказывает об одном анатоме, который неожиданно для себя в доставленной в лабораторию посылке вместо трупа обнаружил «прекрасную ветчину, сыр, корзину яиц и огромный клубок ниток». Можно себе представить крайнее и чрезвычайно неприятное удивление того, кто вместо ожидаемой ветчины, сыра, яиц и ниток обнаружил в посылке хорошо упакованного, но совершенно мертвого англичанина.

Мало сказать, что препарирование в те времена отличалось от современного препарирования недостаточным уважением к покойникам. Это было нечто, напоминающее одновременно уличный балаган и скотобойню. В анатомических лабораториях XVIII и XIX веков, что изображены Томасом Роулендсоном и Уильямом Хогартом, кишки трупов свисают со столов, как ленты на параде, черепа подпрыгивают в кипящих котлах, внутренности разбросаны по полу, где их поедают собаки. Вокруг толпы людей, следящих за происходящим со злобным и плотоядным выражением на лицах. Очевидно, что художники дали тенденциозное изображение практики препарирования, однако письменные источники подтверждают, что реальность действительно походила на эти картины. Вот фрагмент вступления к мемуарам, написанного Гектором Берлиозом в 1822 г., из которого становится ясно, почему он в определенный момент предпочел музыку медицине:

«Роберт ‹…› в первый раз привел меня в анатомическую лабораторию. ‹…› Чудовищный дом-склеп наполнен частями конечностей, ухмыляющимися головами и вскрытыми черепами, под ногами кровавое болото и чудовищный дух, исходящий от всего этого, стаи воробьев, дерущихся из-за кусков легкого, крысы в углу, поедающие кровоточащие внутренности. Меня охватило такое чувство отвращения, что я выскочил в окно комнаты и помчался домой с такой скоростью, как будто за мной гналась сама Смерть со всеми своими ужасными атрибутами».

И я готова поспорить на кусок хорошей ветчины и большой моток ниток, что ни один анатом того времени никогда не устраивал похоронной службы для останков человеческих тел. Изрезанные остатки трупов закапывали не из уважения, а из-за отсутствия других возможностей. Закапывали второпях, обычно прямо за зданием, где размещалась лаборатория, и всегда ночью.

Чтобы избежать распространения запахов от неглубоко зарытых останков, анатомы придумали несколько других интересных решений. По слухам, они находились в сговоре с содержателями лондонских зверинцев. Также считалось, что для уничтожения останков некоторые держали при себе стервятников. Хотя, если верить Берлиозу, воробьи тоже справлялись с этой задачей. Ричардсон нашла упоминание о том, что анатомы варили человеческие кости и жир, получая «вещество, подобное спермацету», из которого они изготавливали свечи и мыло. Неизвестно, использовали ли анатомы полученную продукцию у себя дома или преподносили в качестве подарков, но если вспомнить рассказ о костяных табличках с именами, не хотелось бы быть в списках тех, кому анатомы преподносили рождественские подарки.

И так продолжалось достаточно долго. Примерно на протяжении столетия отсутствие легального источника тел для препарирования приводило к противостоянию анатомов и простых граждан. В основном проблемы возникали у бедняков. В этот период появился целый арсенал предметов и услуг, предохранявших от похищения тел, но все это было доступно только состоятельным людям. Стали использоваться железные решетки, названные сейфами для мертвых, которые устанавливали на бетонном основании над могилой или под землей вокруг гроба. В Шотландии на кладбищах строились специальные закрытые помещения, мертвецкие, где тело покойника можно было оставить разлагаться, пока оно не перестанет представлять интерес для анатомов. Продавались запирающиеся гробы, гробы с чугунными крепежами, двухслойные и даже трехслойные гробы. Среди основных покупателей подобного товара были сами анатомы. Ричардсон пишет, что сэр Эстли Купер приобрел не только трехслойный гроб, но и заключил его в громадный каменный саркофаг.

Фатальную для реноме анатомов ошибку совершил врач из Эдинбурга Роберт Кнокс. Он невольно санкционировал убийство человека ради медицинских целей. Однажды в 1828 г. помощник Кнокса обнаружил перед дверью лаборатории двух незнакомцев, в ногах которых лежал труп. Для анатомов того времени это было обычным делом, так что Кнокс пригласил людей войти. Возможно, он предложил им чашку чая, кто знает, ведь Кнокс, как и Эстли, принадлежал к высшему обществу. Хотя Кнокс никогда раньше не видел этих мужчин — Уильяма Берка и Уильяма Хаэра, — он щедро заплатил им и выслушал историю о том, что родственники умершего решили продать тело, однако ввиду отношения людей того времени к препарированию это было весьма маловероятным.

На самом деле, как выяснилось позже, это было тело постояльца притона, который содержали Хаэр и его жена в одном из самых бедных районов Эдинбурга. Человек этот умер у себя в постели, не заплатив за постой. Хаэр был не из тех, кто прощает долги, поэтому он принял, как ему казалось, справедливое решение. Он и Берк решили притащить тело одному из анатомов с Площади хирургов. Они намеревались продать тело, чтобы любезно предоставить постояльцу возможность расплатиться после смерти, раз он не исполнил эту обязанность при жизни.