Северное сияние - Виктория Мальцева

Глава 1. Через год

Vog Beats – Take It Easy

Сейчас я работаю в золотодобывающей компании. Это целый концерн: разработка сосредоточена в Восточной Европе, преимущественно в Сербии и Хорватии, а весь менеджмент, включая финансовый, здесь, в Ванкувере. Корпоративная атмосфера тут так себе, постоянно происходят пертурбации, никогда не знаешь, что тебя ждёт назавтра: либо уволят, либо повысят. В прошлом месяце троих отправили по домам, одного повысили. Но мне это безразлично: во-первых, давно пора уже браться за собственное дело, а во-вторых, совсем скоро я не смогу работать.

Настя – моя подчинённая. Соображает она хорошо, но у неё нет лицензии, в отличие от меня, поэтому я командую, а она выполняет. Однако, невзирая на должностную иерархию, общаемся мы на равных. Настя очень любит рассказывать о себе, России и русских традициях, а я люблю слушать. Настя замужем за парнем, в третьем поколении рождённом в Канаде. Джеймс хороший, но детство у него было вроде моего – в шестнадцать оказался сам по себе, правда на улице не жил, сообразил, как о себе позаботиться. Просто поумнее меня парень оказался.

– Очень хочу, очень! – говорит мне Настя. – Иногда плачу, чтобы он не видел, в ванной закрываюсь. Но как ни заведу разговор, всё одно и то же: «Из таких, как я, не выходят отцы. И я не уверен, что прокормлю вас».

– Почему? Ты же говорила, он хорошо зарабатывает.

– Да, зарабатывает. Но с детьми расходы будут больше. Я готова в чём-то себе отказать, но не Джеймс.

– Ну… – вздыхаю, – я знаю одно: парни терпеть не могут секс в презервативе. Прямо конец света. А это, некоторым образом, сосредоточивает всю власть в принятии решений о воспроизводстве в наших женских руках.

Настя смотрит, вылупив на меня глаза, а я ей подмигиваю для пущего эффекта и проверяю электронную почту. На прошлой неделе сдала анализы и попросила результаты сообщить письмом, а не звонить.

На почте пусто, а до окончания ланча осталось ещё полчаса. И я, конечно, заглядываю в Инстаграм. У Лео теперь ещё один паблик – на этот раз профессиональной модели. Вчера у него были очередные съёмки, наверняка уже получил фотографии и опубликовал в своём профиле.

Открываю – так и есть. Похоже, опять рекламирует трусы. На нём надеты только боксеры и белая кофта, само собой расстёгнутая, поэтому большая часть груди видна. На самом деле, у него нет таких секси-кубиков на животе. Они есть, но не такие очевидные, и я всегда его дразню, что их наверняка ему какими-нибудь тенями подрисовывают, чтобы вкуснее смотрелся в кадре.

Хотя, куда уж вкуснее. Он сидит в полусогнутой позе, водрузив локоть одной руки на колено и смотрит в объектив. Волосы ему уложили в таком беспорядке, в каком они в реальной жизни бывают у него только по утрам, когда он полусонный и растрёпанный нависает надо мной и лезет рукой под майку. В майке и трусах мне можно спать, в пижаме нет.

– Боже, какой красавчик! А смотрит как! Прямо мурашки! – заглядывает в мой телефон Настя.

Самые красивые, самые чувственные, самые проникновенные фотографии получаются у него, когда болит спина. Сам сказал.

Публикация сделана всего час назад, а в комментариях уже сплошные сердечки. Дамы плещут восторгами. Я улыбаюсь и верю с трудом, что сегодня утром парень со снимка стонал мне в ухо, целовал, и снова говорил, что любит. Он всегда мне это говорит, когда находится на пике эмоций. Любых.

– Надо же…, – улыбается Настя. – Представляешь, а ведь кто-то с ним спит!

Ólafur Arnalds, Bonobo – Loom

Вся кухня залита светом заходящего солнца – самое красивое и самое умиротворяющее время в сутках. «Наша сосна» сейчас нарисована реальностью на подложке из апельсиновых лучей, таких же ярких, как человеческая жизнь.

Лео стоит ко мне лицом, к своему любимому окну спиной, и нарезает на кухонном островке овощи соломкой для роллов. Он даже не успевает поднять голову и посмотреть мне в глаза, а я уже знаю – что-то случилось. Нет, у него не опущены плечи, не уронена голова, не трясутся руки, он не лежит – он готовит, но я знаю: что-то не так.

– Что случилось, Лео?

Он поднимает глаза, и в то же мгновение я знаю, что это.

– Из клиники звонили. Вернулись результаты твоих анализов. Ты беременна?

– Фух… – выдыхаю. – Да.

– Но мы ведь не обсуждали это, так? Мы не говорили об этом.

– Мы говорили. Ты сказал тогда, что тоже хотел бы.

– Лея… Лея! Лея, всё это было слишком давно! До того, как изменилось!

– Ты передумал?

Я знаю, дело не в этом, но мне нужно выиграть время, переключить его внимание на чувство вины и придумать что-нибудь.

– Это нечестно.

Он поджимает губы и переводит взгляд на свои руки – я перегнула палку. Сделала ему больно… вернее, ещё больнее, из-за своих тупых манипуляций.

– Прости меня… Я знаю, что дело не в этом, прости, я знаю!

Подхожу к нему, но он не позволяет себя обнять.

– Зачем? Зачем? Зачем, Лея? Тебе плохо так, только со мной?

У него слишком красные глаза. Он вот так плачет, теперь я уже знаю, без слёз, только глаза краснеют. Но никогда настолько сильно, как сейчас.

– Мне просто очень хочется, Лео, стать матерью тоже, – признаюсь ему шёпотом.

– А что мне делать? – он старается проглотить ком с шипами в горле, но тот никак не идёт, застрял. – Что мне делать?

Лео не может одеть в слова свой страх, сказать вслух, что что-нибудь может пойти по плохому сценарию, и «в лучшем случае ребёнок останется, но возможно и такое, что ни ребёнок не выживет, ни мать».

– Ребёнок точно останется. У тебя будет ребёнок, Лео.

– А ты? Ты на моём месте согласилась бы на такой обмен?

Жить без него, но с его ребёнком? Мне не нравится этот вопрос. Это неправильный вопрос, нехороший.

– Я не хочу об этом думать, – говорю.

– Тебе можно не хотеть. А у меня нет выбора!

Я отворачиваюсь – надо перегруппировать мысли. Следовало заранее продумать этот разговор, подготовить все те ответы, которые ему нужно услышать, но у меня просто не было времени, он застал меня врасплох.

– Я люблю тебя! – словно из глубины души своей вынимает эти слова и бросает их мне под ноги.

Johnny Rain – Harveston Lake

Иногда мне кажется, будто бы я сижу на краю глубокой пропасти, спиной к ней, лицом к жизни, и медленно начинаю откидываться назад. И когда теряю равновесие, когда мгновение отделяет меня от падения, где-то между лопаток вдруг появляется ощущение тепла большой, сильной, уверенной ладони. Нельзя сказать, что её силы хватит на вечность, она живая, а потому тоже имеет свой срок, но сейчас, в этом отрезке моего времени, она титанически крепка и непоколебима. Я в безопасности до тех пор, пока ему не захочется вдруг её убрать.