Здравствуй, груздь! - Екатерина Вильмонт

Черт побери, до чего же мерзкая погода! А кто-то уверял, чтоначало октября в Европе чуть ли не лучшее время. Мелкий холодный дождь, и ветерпробирает до костей. А я, идиот, поверил. Завтра же куплю теплую куртку, знатьбы еще, где ее купить… Сволочи, пригласили на ярмарку – и запихнули в эту дыру!И никто меня теперь не убедит, что Висбаден не дыра! Знаменитый курорт, чтобему пропасть! А завтра с утра надо тащиться на вокзал и сесть на нужный поезд,тоже задача не из легких, особенно когда по-немецки ни в зуб ногой. Исовершенно никому нет до меня дела. А почему, собственно, кому-то должно бытьдо меня дело? Что я за персона такая? Писатель? Ну и что? Писателей тут каксобак нерезаных, вон одно наше издательство привезло сюда человек тридцать,если не больше, и все считаются писателями. Какие-то неведомые люди. Впрочем,для них и я, наверное, неведомый. Даже наверняка! Так что все правильно, ФедорВасильевич, все правильно. А Висбаден все равно дыра, и гостиница… Дажепоужинать нельзя, видите ли, у них только завтраки… Воображаю эти завтраки! Ителефона в номере нет, и вообще он больше похож на келью, хорошо, хоть сортир идуш имеются. Тоска смертная. Нормальный человек, наверное, пошел бы в казино,разыскал бы хороший ресторан, не может же быть, что тут нет хороших ресторанов.Я почему-то сразу невзлюбил этот город и не хочу ничего искать, я бы и сам неповерил, что в первый вечер в Висбадене буду ужинать в каком-то занюханномкебаб-хаузе… Впрочем, надо признать, эта турецкая шамовка довольно вкусная, новсе равно противно и наверняка заболит печень. А завтра еще предстоит какое-томероприятие, где главным действующим лицом буду я. И в издательстве никто необъяснил, что именно это будет. Интервью? Выступление? На мой вопрос директориздательства рассмеялся и ответил беспечно: «Не волнуйтесь, Федор Васильевич,ну зададут вам пару вопросов, вот и все. Гуляйте себе, получайте удовольствие!»Легко сказать! Я ведь тут первый раз… Вот перед Лейпцигской ярмаркой мне всечетко и заранее объяснили: такого-то числа – круглый стол, такого-то – вечер вкафе и надо прочитать по-русски отрывок из романа, потом переводчик прочтет тотже отрывок по-немецки, а потом будут вопросы посетителей кафе. Я думал, ни однасобака не задаст мне вопроса, но, как ни странно, вопросов было немало.Приятно, что ни говори; там вообще было приятно, в Лейпциге. Отлично всеорганизовано, прекрасная гостиница в центре города, а тут… Никто не встречал,никто даже не предупредил, что жить я буду в Висбадене… До сих пор противновспомнить, как страшновато было ехать по темному шоссе неведомо куда…Перетрухали, Федор Васильевич, признайтесь? Стареете, голубчик, дорожите своимкомфортом, разбаловались, разнежились… Занимался бы этими гостиничнымипроблемами мужик, я бы с ним поговорил по-своему, а тут девица… красивая, надозаметить, и у нее таких, как я – тридцать пять человек… Хотя предупредить, чтоэта чертова гостиница находится не во Франкфурте, она могла бы… Но бог с ней,пусть живет. Интересно, она с кем-то из приехавших живет? Эффектная, сексуальная.Может, приударить за ней? Да ну, не хочу я ни за кем приударять. Надоело. Ивообще, надо пойти и лечь спать. Утро вечера мудренее. Может, завтра и Висбаденне покажется такой уж дырой… Тут вроде бы и Тургенев бывал, и Достоевский. Авот теперь и вы, Федор Васильевич, сподобились.

Он открыл выданным ему ключом дверь маленькой провинциальнойгостиницы. Вероятно, подразумевалось, что это семейный отель, но его всебезумно здесь раздражало. Он стал подниматься к себе на четвертый этаж. Он былв неплохой физической форме, и ему не составляло труда подняться наверх, но онпомнил, как в момент его водворения здесь приехала весьма упитанная, немолодаядама с огромным, неподъемным чемоданом и ее, разумеется, поселили на последнийэтаж, а в гостинице ни лифта, ни боя, и он просто не мог оставить даму в беде…Она так его благодарила… Тоже писательница, как выяснилось, пишет дамскиероманы. Интересно, чем они думали, запихивая ее на верхний этаж?

Свет на лестнице был неяркий, но он вдруг увидел, как наступеньке что-то блеснуло. Пригляделся. Какое-то дамское украшение. Сережка,что ли? Да, сережка. Полукруг с меленькими темно-красными камушками и штырькомна изнанке. Гранаты, сразу определил он. Надо бы отдать портье, но там, похоже,уже никого нет, во всяком случае, когда он проходил мимо двери, ведущей вмаленький зал, где была стойка портье и где утром подают завтраки, свет уже негорел. Ничего, утром отдам. Должно быть, владелица гранатов обрадуется. Интересно,какая она? Странно, раздражения и злости как не бывало. Черт побери, а этонеплохой сюжетный ход, наверняка старый как мир, но… Герой гадает по найденномуукрашению, какая она, женщина, потерявшая его? Молодая? Вероятно. Красивая?Неизвестно. Наверняка небогатая, украшение скромное, в серебре, но изящное,хорошего вкуса. Гранаты… Его мать обожала купринский «Гранатовый браслет», аему эта вещь всегда представлялась пошлостью… Вероятно, она невысокаякареглазая блондинка, с хорошей фигурой, но с пышными формами, веселая ипривлекательная. Но раз в воображении возник именно такой образ, то, скореевсего, она длинная, тощая брюнетка. А может, рыжая, среднего роста, летдвадцати трех, почему-то возраст определялся только у рыжей… И зовут ее…Впрочем, какая разница, как ее зовут. В любом случае найденная сережка –отличный повод для знакомства. А что, если сережку потеряла та полная дамскаяписательница? Она милая, с хорошим чувством юмора, но для романа безнадежностара… Нет, у нее в ушах были серьги с бирюзой, сейчас он отчетливо этовспомнил. Вот и хорошо. У Светланы, той красотки, которая в издательстве ведаларасселением, в ушах были длинные цыганские серьги, – значит, не она. Чтож, тем лучше, тем интереснее. А может, пусть Андрей – он имел в виду героя своейновой повести – тоже найдет серьгу… Это очень кстати… Ему вдруг безумнозахотелось домой, в свою маленькую квартиру, к компьютеру… Он не любил тусовку,а тут предстояла, как он понял, именно мощная тусовка, как в анекдоте… К черту,буду лучше думать о незнакомке. И он уснул.

Когда утром он спустился к завтраку, никого из издательскихтам уже не было. Он без всякого удовольствия позавтракал, но тут же вспомнилчеховскую Мерчуткину: «Нынче кофей пила без всякого удовольствия!» – ирассмеялся. Поднявшись к себе, позвонил по мобильнику приятелю, живущему ныне вДюссельдорфе:

– Привет, Владя! Звоню, как обещал.

– Ну как, где ты устроился?

– Меня запихали в Висбаден.

– Висбаден? Тебе повезло, чудесный городок!

– Ну пока я ничего чудесного не обнаружил. Но дело не вэтом. Ты ко мне собираешься?

– У тебя во сколько выступление?

– Я даже не знаю, выступление ли это будет, ноназначено на час дня.

– Черт, тогда надо выезжать немедленно… У тебя есть дляменя билет?

– Конечно, я попросил в издательстве, мне без звукадали.

– Хорошо. Тогда давай в четверть первого на главномвокзале.