Коллекционер стеклянных глаз - Фиона Э. Хиггинс

Посвящается Бьягу Гикори

За твои прекрасные глазки!

И пусть их никогда не будет в твоем картофеле.

Можжевеловая вода, или джин

(Известная также как «материнская погибель», «залей-горе», «согрей душу», «бальзам на раны», «дьявольское зелье» и «удушиловка»)

Одно время, когда городская вода кишела возбудителями болезней, считалось, что безопаснее пить джин. Этот напиток, вызывавший быстрое привыкание, все дешевел и дешевел и вскоре стал называться «материнской погибелью». В результате был издан закон, запрещавший открытую продажу джина, и в Городе появился «джинопровод»: в стены зданий были вмонтированы трубы, а рядом с ними устроены прорези. Если человек опускал в прорезь монетку, из крана в подставленную кружку лился джин.

К. Б. и Г. В. Портер-Скотт.

Урбс-Умида, Пропащий город

Отрывок из письма Гектора Фитцбодли к Полли

…Правильно усыплять бабочек научил меня отец. Надо взять ничего не подозревающую бабочку в руку и большим и указательным пальцами ухватить тельце снизу, чтобы обездвижить. Затем сразу поместить ее в морилку и плотно закрыть крышку. Надышавшись ядовитых паров, бабочка быстро и безболезненно засыпала вечным сном. Отец часто просил меня поймать ту или иную бабочку, потому что пальцы у меня были ловкими и я умел осторожно хватать насекомое, не повредив его. Меня до сих пор поражает, каким образом из уродливой гусеницы выводится такое прекрасное создание

Когда я подрос, то научился также накалывать бабочек на демонстрационную подставку. Мы работали в отцовском кабинете, где камин излучал уютное тепло, а рабочий стол был ярко освещен газовыми лампами. Я помню, как отец неторопливо доставал с полок и из ящиков стола все необходимое — досочки, булавки, бумагу, — а я аккуратно раскладывал их на столе. Затем эффектным жестом он вручал мне бабочку — например, ярко-желтую крущинницу или белянку с оранжевыми кончиками крыльев, — и я приступал к работе.

Отец внимательно наблюдал за мной, стоя сзади, и мне хотелось доказать ему, что учил он меня не напрасно. Очень медленно, стараясь не прикасаться к крошечным чешуйкам, благодаря которым бабочка так восхитительно переливается разными цветами, я пронзал длинной булавкой брюшко точно посередине между крыльями и втыкал булавку в доску. Затем я расправлял крылья бабочки так, чтобы рисунок был симметричен, и прикреплял их к доске, протыкая позади больших жилок. После этого следовало накрыть каждое из крылышек тонкой полоской бумаги, иначе концы их загибались вверх при высыхании. Отец никогда не высказывал своего мнения о моей работе, только крепко сжимал мое плечо, но по выражению его лица было видно, что он доволен

Незадолго до того, как все это случилось, отец сделал мне подарок — повесил на шею небольшой кокон на ремешке. Я ношу этот кокон до сих пор и всякий раз, прикасаясь к нему, вспоминаю те счастливые дни

Ох, Полли, кажется, это было так давно…

Приведенное здесь описание процесса накалывания бабочек на демонстрационную подставку при их коллекционировании (распространенное увлечение в те дни) содержится в одном из дошедших до нас писем, которые некий парнишка Гектор Фитцбодли писал девушке по имени Полли (фамилия ее нигде не указывается). Я нашла эти письма в одной из пещер в самом сердце Муаровых гор. Пачка была перевязана кожаным ремешком, а с ремешка свисал упомянутый выше черный кокон. Очевидно, сохранились не все письма, и я не знаю, были ли они когда-либо отосланы. Подозреваю, что нет.

Эти ценные свидетельства — далеко не единственные предметы, собранные мной во время странствий после нашей последней встречи в Урбс-Умиде, этом грешном городе, где я раскрыла тайну загадочного Заклинателя Костей и убийцы по прозвищу Серебряное Яблоко. Я уехала из города, и моя коллекция диковинных находок существенно пополнилась с тех пор. Теперь она включает:

1) деревянную ногу;

2) листы бумаги с обрывочными воспоминаниями, записанными рукой некоего юноши, а также книгу в черном кожаном переплете, содержащую секреты и признания самых разных людей;

3) шкатулку из бука, внутри которой находится дневник и вырезки из газеты «Урбс-умидские ведомости»;

4) серебряное яблоко;

5) указанные выше письма и черный кокон на кожаном ремешке;

6) статьи из газеты «Северный вестник»;

7) надтреснутый искусственный глаз с золотым ободком, инкрустированный алмазами.

В своем повествовании я в значительной мере опиралась на найденные мной письма. Приключения, о которых они мне поведали, да еще в совокупности с искусственным глазом, поистине впечатляют. Но в итоге, как это, увы, нередко бывает, нерешенных загадок осталось больше, чем полученных ответов.

Однако не будем тянуть кота за хвост! Нас ожидает история Гектора.

Ф. Э. Хиггинс

ОДА В ЧЕСТЬ УРБС-УМИДЫ

Вконец уж ты, Урбс-Умида,

Сырым и мрачным стал.

Ты был бы сносным иногда,

Когда б так не вонял.

Я Фодус пересек в ладье —

Надежней так, по слухам.

Немало рыб плыло в воде,

Но только кверху брюхом.

На мост в другой раз завернул,

Зашел и в «Ловкий пальчик».

Ножом меня чуть не пырнул

Какой-то ловкий мальчик.

Тебя покинуть навсегда

Пытался я не раз, но

Вонь речки Фодус — вот беда! —

Влечет меня обратно.

Бьяг Гикори

— Tartri flammis [1]— выругался Гектор.

Желудок его, казалось, завязался узлом, сердце бешено колотилось о грудную клетку. Он остановился, отдуваясь после погони за воришкой, и огляделся. В носу свербило от смрада, пропитавшего воздух. Гектор настороженно прислушался к доносившимся со всех сторон угрожающим звукам: визгам, воплям, скрежету, царапанью и непрестанному зловещему завыванию.

«Так вот что такое страх», — подумал он, но почувствовал при этом какое-то странное возбуждение.