Ночной блюз - Камилла Верден

Пролог

— Он шевелит ножкой, Клэр! — воскликнула Дороти, бережно ощупывая свой округлившийся живот. — Хочет поскорее увидеть свою мамочку!

Кларенс с любопытством уставилась на раздавшуюся подругу.

— Порой я завидую тебе, Дор. — Она помолчала. — А иногда думаю, что в тебе слишком много бесшабашности. Скажи, как ты собираешься воспитывать малыша одна? На твоем месте я давно бы разыскала его папашу.

Выразительные агатовые глаза молодой женщины погрустнели.

— Нет, милая! Я не хочу, чтобы с первых дней жизни мой ребенок знал, что папочка лишь по принуждению уделяет ему внимание. У меня есть отец и Анна, мы окружим нашего ангелочка настоящей, искренней любовью. Постараемся дать ему все, в чем нуждается маленький человек.

Клэр вздохнула.

— Наверное, ты права. Когда-нибудь в твоей жизни появится более достойный мужчина, чем этот Лео. Более ответственный, более порядочный. Рожай малыша и ни о чем не беспокойся.

Дороти вздохнула, и глаза ее слегка увлажнились.

— Если на свет появится девочка, дай ей имя Вероника, — посоветовала Кларенс. — Оно такое нежное и красивое.

— Я жду мальчика. И уже знаю, что назову его Тедди. — Уголки губ Дороти слегка дрогнули, она улыбнулась и спросила: — Одобряешь?

— Тед… — протянула Клэр. — Отличный выбор!

Вильям Доусон Гринуэй переступил порог отцовского кабинета. Прошло столько лет, а эта мрачная каморка ничуть не изменилась: ее стены по-прежнему покрывали дубовые панели, на окнах висели все те же тяжелые шторы коричневого цвета, а в центре помещения, занимая практически все пространство, стоял массивный письменный стол, некогда принадлежавший еще деду Вильяма.

Домой молодой человек приехал лишь потому, что узнал о страшном горе — умер его младший брат Леонард. Скончался в возрасте двадцати шести лет от рака желудка.

Теперь именно ему, Вильяму, надлежало принять на себя управление фамильными делами, а именно компанией «Гринуэй индастриал» — крупным металлургическим предприятием. Однако в его планы на будущее не входило ничего подобного.

Вильям медленно обошел стол, приблизился к окну и уставился на небольшой ухоженный парк. В нем, удобно расположившись на лавочках или прямо на земле, покрытой свежей травой, как обычно, сидели студенты. У каждого на коленях белели раскрытые книжки и тетради, но в них почти никто не смотрел. Молодежь о чем-то оживленно болтала, жестикулируя и смеясь. Он лишь тяжело вздохнул: смеющиеся люди его сейчас только раздражали, нагоняя своим весельем еще большую тоску.

Братья — Леонард и Вильям — представляли собой две противоположности. Лео всегда был правильным и положительным и каждым своим шагом, каждым достижением безмерно радовал Альфреда Гринуэя, их деспотичного отца. Вильям же доставлял родителю сплошные неприятности и с раннего детства постоянно шел наперекор его желаниям и принципам. А в двадцать лет вообще уехал из дома.

В этом своем поступке он никогда не раскаивался. Жалел лишь о том, что не поддерживал связь с братом, поэтому взрослым практически не знал его. Теперь исправить эту ошибку было уже невозможно.

Спустя двадцать тягостных минут послышался скрип раскрывающейся двери. Вильям повернул голову и увидел Альфреда и вдову Леонарда, Маргарет. На вошедших было страшно смотреть.

Женщина походила на тень. Ее бледное лицо осунулось, взгляд померк, а под глазами образовались темные круги. В черном костюме она выглядела тоненькой, хрупкой и беспомощной.

— Я думал, тебя уже нет в Суонси, — угрюмо произнес Альфред, обращаясь к Вильяму непривычно тихим надтреснутым голосом.

Альфреду Гринуэю было пятьдесят девять, но смерть любимого сына в одночасье превратила его в девяностолетнего старика. Он сгорбился и похудел. Между бровей, на лбу и вокруг рта у него залегли глубокие складки, а глаза запали.

— Ты ведь сказал, что хочешь со мной побеседовать, — ответил Вильям. — Вот я и задержался.

— С каких это пор мои желания стали тебя интересовать? — буркнул Альфред.

— С каких это пор я сам стал тебя интересовать? — огрызнулся Вилли.

— Прошу вас, не ругайтесь! — взмолилась вдова. — Лео это бы не понравилось… — Ее голос дрогнул.

Вильям смутился.

— Прости, Маргарет…

— Не извиняйся, Вилли. — Женщина приблизилась к деверю и положила свою узкую ладонь ему на плечо. — Это я попросила Альфреда задержать тебя в Суонси. Потому что должна…

— Твой брат умирал, а ты болтался черт знает где! — внезапно ударяя по столу ладонью, перебил невестку Альфред.

Вильям сжал кулаки, с трудом сдерживая опалившую душу ярость.

— Что ты хотела сказать, Маргарет? — спросил он, не глядя в сторону отца.

Та растерянно взглянула на свекра.

— Я могу продолжить?

— Конечно, — проворчал Альфред. — Меня все равно никто здесь не станет слушать! — Слегка пошатываясь и еще больше сутулясь, он подошел к глубокому креслу и устало в него опустился.

— Твой брат очень мужественно и упорно сопротивлялся болезни, Вилли, — произнесла Маргарет, понизив голос. Ее серые большие глаза наполнились слезами. — Он мечтал сам отдать тебе то, что сейчас отдам я, но не смог… — Медленно, как будто сомневаясь в правильности своих действий, она достала из сумки большой конверт. — За несколько дней до смерти Лео написал тебе письмо. Дружеских отношений между вами не существовало, особенно в последние годы, но ты всегда был для него одним из наиболее дорогих людей. Он посчитал, что обязан кое о чем тебе рассказать… — Маргарет кивнула на послание.

Вильям нахмурил брови.

— Что ты имеешь в виду? — Он взял письмо и хотел было распечатать его.

Но вдова брата остановила его.

— Не спеши, — быстро проговорила она. — Прочти позднее… Когда останешься один. Мой муж… Он был небезгрешен, как и все мы, но я любила его и твердо знаю одно: все эти годы ему тебя очень не хватало…

Маргарет всхлипнула и промокнула платком побежавшие по щекам слезы.

Вильям на прощание крепко обнял невестку. Отцу он лишь сдержанно кивнул и торопливо вышел из кабинета.

Только сев в свой «роллс-ройс», он вскрыл конверт. В нем лежало несколько листов бумаги, соединенных скрепкой. Верхним из них было письмо от Леонарда.

Альфреду Гринуэю было пятьдесят девять, но смерть любимого сына в одночасье превратила его в девяностолетнего старика. Он сгорбился и похудел. Между бровей, на лбу и вокруг рта у него залегли глубокие складки, а глаза запали.

— Ты ведь сказал, что хочешь со мной побеседовать, — ответил Вильям. — Вот я и задержался.