Ты - моя половинка - Эйлин Уилкс

Пролог

Небо рычало, как дикий зверь, и щерилось разрядами молний, продирающими косматую темень, осеняя фрагменты мокрых скал и трепещущего под потоками ливня леса.

Дождь наотмашь хлестал Майкла по лицу и рукам, пока он пытался вставить ключ в замочную скважину озябшими пальцами, не успевая ничего разглядеть в сверкании молний. Грозовой ливень, мрак и настроение Майкла идеально сочетались друг с другом.

Наконец он сумел открыть дверь и нырнул в дом.

Слабый свет в холле. Дальше — непроглядная темень, ни одного огонька, ни одного звука, кроме шума дождя и грозовых раскатов, что проникали снаружи.

Майкл прошел мимо рабочего кабинета брата. И не увидел под дверью света.

Джейкоб никогда не уходил спать в такой час.

Майкл продвигался в глубь дома, топая мокрыми ботинками по мраморному полу.

Ада не похвалит его за эту экскурсию по дому в уличной обуви и мокрой одежде.

Майкл остановился возле старинного деревянного стула с высокой спинкой и подлокотниками, который все дети кличут троном. Он оперся руками о спинку этого «трона» и скинул ботинки, снял мокрый кожаный пиджак, бросил его на стул, но тотчас вновь взял в руки, вспомнив о конверте, что оставался во внутреннем кармане.

Теперь он шагал тихо, почти беззвучно, хотя этого и не требовалось.

Майкл прошел в заднюю часть дома. Он на некоторое время задержался у дверей игровой комнаты.

Наружу свет не просачивался, но Майкл услышал потрескивание дров в камине.

Он открыл дверь. Фантастическое зрелище предстало перед ним. Яркие всполохи каминного пламени играли причудливыми тенями на стене напротив. Такие же длинные и дикие силуэты плясали за мокрым окном с раздвинутыми шторами. Молодые вязы во дворе поддавались порывам ветра и выгибались, подобно шеям молодых жирафов где-нибудь в саванне.

Джейкоб сидел в глубоком кресле. Он закинул ноги на один из подлокотников, а в руках сжимал пузатенький бокал с янтарной влагой. На появление брата он никак не прореагировал, наблюдая спектакль стихий за окном и за каминной решеткой и тихо потягивая коньячный нектар.

Майкл ухмыльнулся:

— Ух ты, кутила! В одиночестве тянешь эту французскую дрянь, за крошечный флакончик которой я отвалил почти тринадцать долларов?!

— Этим крошечным флакончиком, как ты его называешь, упиться можно и тебе, и мне, и еще останется с десяток капель на стеночке, — лениво ответил на упрек Джейкоб. — Так что присоединяйся.

Он указал на чистый бокал и изящную бутылочку французского коньяка.

— Почему меня не дождался? — спросил Майкл.

— А что тебя ждать? Ты пьешь, как дорвавшийся до спиртного подросток. Только и успеваешь опрокидывать. Никакого стиля.

— Сноб, — фыркнул Майкл, наливая себе коньяка. — Может, я и не эстет, как некоторые, но то, что я не полощу рот этой бурдой и не млею, как наевшийся питон, когда она растекается по гландам, вовсе не значит, что я не разбираюсь в коньяке.

— О да! Ты разбираешься в коньяке, а еще в гаванских сигарах, равно как и в старинных двухмачтовых бригантинах, невежда! — съязвил Джейкоб.

Игровая комната называлась так и по давней семейной традиции, и по назначению. Игры мальчиков изменились, но место сборов оставалось неизменным. Игровая была декорирована крайне своеобразно, как и любая комната в этом доме. Просто каждая новая миссис Уэст, очередная супруга их отца, считала необходимым обустроить дом в соответствии с собственными вкусовыми предпочтениями и, не успев довести дело до конца, как правило, уступала место следующей миссис Уэст.

Братья Уэст во всем стремились видеть положительные стороны, потому-то в этой комнате, которая по праву принадлежала только им троим, со временем накопилась масса полезных и не очень вещей, которые они стремились уберечь от цензуры новой домоустроительницы.

Тут был и элегантный шахматный столик со слегка припорошенной пылью сценой противостояния нефритовых и гагатовых фигур, и библиотечный столик, по легенде принадлежавший вице-королю Испании, которым они часто пользовались, засиживаясь допоздна за покером, что было хорошим поводом вспомнить о братце Люке. Он обыгрывал их всегда, стоило ему присоединиться к братьям с колодой карт.

Собственно, если Люк и появлялся дома, то его можно было видеть либо в загоне для лошадей, либо за карточным столом, и там и здесь он был, что называется, на коне. Джейкоб же с юности предпочитал игры «умных мальчиков», и шахматы стали его коронным увлечением. Его изощренное мышление обязано своим становлением именно этому занятию. За шахматами он учился мобилизовываться, стратегически планировать, заблаговременно предупреждать каверзы противника…

Майкл вспомнил о конверте, машинально вынутом им из кармана и брошенном на карточный столик. Он подошел и еще раз прощупал его внушительную толщу.

— Как Ада? — спросил он Джейкоба.

— Плохо, как всегда, — сухо отозвался старший брат. — Но я уверен, она поправится. Лечение подействует, — убежденно сказал Джейкоб.

Старший во всем, он не мог ответить иначе.

— Хорошо… если так, — проговорил Майкл.

— Ты тут надолго?

— Останусь переночевать. Не прогонишь?

— Не болтай, — махнул рукой Джейкоб, не отрываясь от лицезрения грозы, ливня, перемены в рисунке подтеков на оконном стекле.

— У тебя есть еще какая-нибудь приличная выпивка, кроме этого застоявшегося одеколона, который ты цедишь сквозь зубы, как брезгливая амбарная мышка? — раздраженно спросил Майкл, отставив недопитый бокал.

— Парень, если тебе нужно дешевое пойло, ты знаешь, где бар, — равнодушно отозвался Джейкоб.

Майкл открыл бар, плеснул себе с полпинты бурбона и вновь покосился на толстый конверт. Любимой игрой Майкла был пинбол, он проворно орудовал поршнем и виртуозно забивал шарик в лузу. Порыв, азарт и скорость — именно этим освещалась рутина его будней. Приверженные своим увлечениям Люк и Джейкоб частенько посмеивались над мальчишеским запалом Майкла, когда он в очередной раз, забывая обо всем на свете, бросался к автомату для игры в пинбол и, конвульсивно дрыгаясь, терзая рычажки, с радостным воплем спроваживал очередной металлический шарик в роковое отверстие.

Майкл не жаловался на высокомерие братьев. Он всегда считал себя непохожим на интеллектуала Джейкоба и Люка — атлета и игрока. Майкл подлил себе еще бурбона.

— Старик, куда ты так торопишься? — одернул его Джейкоб, когда тот осушил очередной стакан.

Майкл словно и не расслышал брата.

Мысли его были об Аде. О том, что без надлежащего лечения она долго не проживет. О том, что ситуацию можно переломить, если отправить ее в клинику в Швейцарии. А также о том, что на это дорогостоящее лечение у братьев Уэст нет денег.