Босиком по траве  - Эми Хармон

* * *

Посвящается Шоне, потому что она первой прочитала и полюбила мою книгу и потому что она любит Леван

С САМОГО РОЖДЕНИЯ Я ЖИЛА в штате Юта, в маленьком городке под названием Леван. Он находится в самом центре штата, и жители шутят, что наш город – пупок Юты [1]. Не самая благородная ассоциация, но больше ничего примечательного в Леване нет. Несколько поколений моих предков выросли на этой земле, начиная с первых переселенцев, прибывших сюда в конце 60-х годов XIX века и основавших деревушку под названием Малая Дания Семьи. Поселившиеся здесь были мормонами, искавшими себе новый дом, где их не потревожат, где можно будет спокойно растить детей и возносить хвалу Господу.

Большинство современных жителей города – потомки белокурых датчан. Предки моей семьи – Дженсенов – были в числе самых ранних переселенцев из Дании. Прошло больше века, но и мою голову украшают те же светлые волосы, что у прошлых поколений. Во всей семье одна только мама была не блондинкой, а шатенкой, но и на этот раз упрямые датские гены победили. Мне и трем моим братьям достались отцовские светлые волосы и небесно-голубые глаза, такие же, как у нашего прапрадеда, который, будучи совсем молодым, пересек бесконечные равнины и обосновался в Леване, где построил дом и новую жизнь.

Много лет назад Леван процветал – по крайней мере, так говорил мой отец. На Центральной улице стоял торговый дом «Шепардс» и ресторанчик с домашним мороженым, которое делали из ледяных брикетов. Летом их хранили в большой морозильной яме под слоем земли, соли и соломы. В городе была довольно большая начальная школа и здание мэрии. Потом построили новую автомагистраль в нескольких милях от нас. Леван и раньше не слишком привлекал посетителей, а теперь и вовсе лишился притока «свежей крови». К тому времени, когда я родилась, ресторанчик с мороженым давно закрылся, а чуть позже его участь постигла и торговый дом.

Начальная школа постепенно начала разваливаться и в итоге сузилась до одного кабинета: молодежь подросла, а занять покинутые ими парты оказалось некому. Дети постарше продолжали учебу в средней и старшей школе соседнего городка, Нефи, до которого нужно было полчаса добираться на автобусе. Когда я доросла до начальной школы, там оставалось два учителя: один вел занятия у детей с дошкольного возраста и до второго класса, а другой у всех остальных – от третьего класса и старше. Некоторые из жителей покинули город, но большинство семей, живших здесь десятилетиями, не спешили переезжать.

На Центральной улице остался только маленький универмаг с разноплановыми товарами: от молока до удобрений. Он носил гордое название «торговый комплекс». Понятия не имею почему: ни на какой комплекс этот магазинчик не был похож. Его владелец пристроил два помещения по бокам здания и сдавал их желающим открыть свой бизнес.

На одном конце открылась забегаловка с несколькими столиками, куда старики приходили пить кофе по утрам. Хозяйку этого заведения, миссис Джонсон, за глаза все называли Потная Полли. Кроме нее в забегаловке никто не работал: Полли была сама себе поваром, официантом и управляющим. Она готовила пышные домашние пончики и самую вкусную картошку фри на свете – все как следует прожарено! Лицо Полли всегда блестело, покрытое маслом и пóтом после многих часов, проведенных у плиты. За это ей и дали такое прозвище. Даже когда она, хорошенько отмывшись, приходила в церковь в воскресенье, ее лицо все равно сияло, и вовсе не потому, что на нее снизошел Святой Дух.

На другом конце моя тетя Луиза открыла парикмахерскую, куда почти все женское население Левана ходило за стрижками, окрашиванием и возможностью поболтать. Фамилия моей тетки – Баллу, с ударением на «у», поэтому она назвала свой салон «Баллу на углу», но все в городе говорили просто: «У Луизы».

Перед «комплексом» стояли бензоколонки и палатка с вывеской «Худышка», где дети моей тети каждое лето торговали гавайским мороженым, то есть сладким крошеным льдом. Боб, муж Луизы, работал дальнобойщиком и редко бывал дома. Пятерых детей нужно было чем-то занять, пока их мать орудовала ножницами. Луиза решила, что это хороший повод открыть семейное дело. Так и появилась палатка с мороженым. Боб построил простенький деревянный ларек, который вышел похожим на высокий узенький сарай, отсюда и название «Худышка». В универмаге продавались ледяные брикеты, так что за сырьем далеко ходить было не нужно. Луиза купила шейвер для изготовления ледяной крошки и небольшой запас сиропа в Нефи, а также трубочки, салфетки и одноразовые стаканчики двух размеров. Получилась довольно примитивная предпринимательская модель с незначительными вложениями. Ребенок, стоявший у прилавка, получал в награду от Луизы пять долларов и неограниченный доступ к собственному товару. Кузина Тара, моя ровесница, однажды так объелась льдом, что ее вырвало. Она до сих пор терпеть не может гавайское мороженое: ее тошнит от одного только запаха сиропа.

Еще на Центральной улице располагались кирпичное здание почты и бар под названием «У Пита» рядом с церковью – да-да, интересный выбор места. Вот вам и весь Леван. Все в городе знали, кто что умеет: кто кузнец, кто пекарь, кто делает подсвечники. Мой отец лучше всех мог подковать лошадь, Дженс Стивенсон был прекрасным механиком, Пол Аагард – плотником, и так далее. Кто-то отлично шил, готовил, мастерил украшения. Элена Росквист была акушеркой и несколько раз принимала роды, когда они начинались внезапно и уже не было времени ехать в больницу в Нефи. Люди зарабатывали своими умениями и без вывесок над дверью.

Иногда к нам перебирались и новые жители, решив, что отсюда не так уж и далеко ездить на работу в большие города. Не самое плохое место для тех, кто хочет обустроить семейное гнездо. В маленьких городках тебе всегда помогут с воспитанием детей. Все всех знают: не успеет ребенок похулиганить, как его родителям уже доложили. Весь Леван не больше квадратной мили, если не считать фермы за окраиной, но в детстве он казался мне целым миром.

Может, именно благодаря тесноте этого маленького мирка мне было проще справиться с первой потерей – ведь все вокруг обо мне заботились. А вот пережить вторую утрату, наоборот, оказалось сложнее, потому что это была общая боль. Жизнь, оборвавшаяся так рано, на самом пороге счастья, – огромное потрясение для мирного городка. Никто всерьез не верил, что я справлюсь с горем. Ботинок, потерявший свою пару, уже нельзя надеть. А как быть без обуви? Не бежать же по траве босиком?

Первой потерей, о которой я упомянула, стала моя мать. Мне не исполнилось еще и девяти, когда Джанель Дженсен, мать четверых детей, нежно любимая жена, пала жертвой рака груди. Я отчетливо помню, как страшно мне было, когда у мамы выпали все волосы. Ей пришлось носить розовую шапочку, чтобы прикрыть абсолютно лысую макушку. Мама смеялась, что купит себе светлый парик и наконец-то будет похожа на всю остальную семью. Но она этого так и не сделала. Не успела. Ей поставили диагноз вскоре после Рождества. Рак успел распространиться на легкие, опухоль оказалась неоперабельной. К четвертому июля мамы уже две недели как не было с нами. В городе началось празднование Дня независимости нашей страны, а я слушала радостный шум и ненавидела внезапно свалившуюся на меня собственную независимость. За окном затрещали фейерверки, и я заметила, как отец поджал губы и стиснул руки в кулаки.