Крестная мать - Звева Казати Модиньяни Страница 10

Голос, чеканящий жестокие обвинения, доносился до Нэнси словно издалека. Ее охватило паническое смятение, но в лице ее по-прежнему была уверенность – Нэнси отлично владела собой.

На секунду ей показалось, что комната пошла кругом и образовала засасывающую вниз воронку. Мощные жернова словно перемалывали и Нэнси, и Шона, и Тони, и ее мать – всех этих призраков прошлого, потревоженных журналисткой. Нэнси снова услышала выстрел и увидела, как взорвалась, словно тыква, голова Тони Кроче. Вопль матери острой болью отозвался в ушах. Нэнси снова почувствовала на губах тепло губ Шона, вкус его крови. Услышала словно со стороны свой голос, когда она шептала ему в слезах: «Шон, любовь моя, не покидай меня, ты мне нужен». Душераздирающий крик рвался у Нэнси из глубины души, но Натали Гудмен не могла слышать его.

– Ну что, госпожа Карр, подготовили свой захватывающий рассказ? А может быть, дадите опровержение? – неумолимо вопрошал голос журналистки.

Нэнси молча поднялась с кресла и приблизилась к журналистке. Натали почувствовала себя неуютно.

– На этом, мисс, наша беседа закончена, – сказала Нэнси ровным, будничным голосом.

– Вы понимаете, что я могу написать о вас разоблачительную статью? – нанесла последний удар гостья, поспешно собирая свои вещи.

– Вы вольны писать, что вам вздумается, но надеюсь, вы понимаете, к чему это может привести.

Нэнси нажала кнопку под крышкой письменного стола, появился секретарь.

– Мисс Гудмен уходит, проводите ее, пожалуйста.

Натали Гудмен спрятала диктофон в сумочку и последовала за секретарем. Она ожидала опровержения, объяснений, скандала и криков, наконец. А ее окончательно и бесповоротно выставили.

Нэнси смотрела, как журналистка уходит, но не видела ее. Гудмен больше не существовала для нее. Только сама интервьюерша знала, что она еще жива.

Когда зазвонил телефон, сумеречные тени уже окутали кабинет. Нэнси обнаружила, что разорвала в клочки свой батистовый платок. Это – мера ее внутреннего напряжения, ее разрядка, помогающая прийти в себя. Нэнси сняла трубку.

– Звонит мистер Карр, – сообщил Лу, секретарь.

– Соедините, – вздохнула она, все еще сосредоточенная и напряженная. Послышался едва различимый щелчок, затем уверенный чистый голос Тейлора:

– Как прошло интервью? Нэнси на мгновение растерялась.

– Прекрасно.

– Не так страшен черт, как его малюют? – облегченно сказал Тейлор.

– Журналистка – очаровательное существо, – продолжала врать Нэнси. Незачем впутывать Тейлора в свои дела. Это не в ее правилах.

– Ты фантастически обаятельная женщина, – сказал он тоном соблазнителя, который давно приберегал этот комплимент для одной нее. – Что собираешься делать вечером?

Нэнси представила, как Тейлор безмятежно сидит в кожаном кресле в старой библиотеке фамильного дома с рюмкой любимого бренди в руке.

– Еще не решила. Может быть, поужинаю вместе с Сэлом и невесткой. Потом займусь корреспонденцией. Перед сном позвоню тебе. – Она положила трубку и вызвала секретаря: – Лу, принимайте телефонные звонки. Я ухожу.

Она поднялась наверх по внутренней лестнице, соединявшей кабинет со спальней, и переоделась в гардеробной. Нэнси спешила. Она натянула спортивный костюм, собрала волосы на затылке и заколола их шпильками. Натянула большой вязаный берет, надела большие темные очки. Взглянула в зеркало – неузнаваема.

Нэнси торопливо вышла из дома, вскочила на ходу в автобус и вышла на остановке «Квартал Литл-Итали». На Малберри-стрит она вошла в пиццерию «У Саверио», заказала неаполитанскую пиццу «кальцоне» и пиво. Пока подавали, успела позвонить и снова вернуться за свой столик.

Встреча с Натали Гудмен потрясла ее так сильно, как это не случалось со времени трагической гибели Шона. Кто снабдил журналистку информацией, которая ничем не могла быть подтверждена? Нэнси не столько волновал сам вопрос, сколько ее собственная острая реакция. Справиться с собой стоило ей неимоверных усилий, но сейчас пришло облегчение, она чувствовала, что близится час ответного удара. Она позвонила Лателле – Джуниору и попросила приехать. У Джуниора длинные руки, способные достать кого угодно.

Очень скоро перед ее столом возникла грузная фигура – высокий элегантный мужчина в свободной джинсовой куртке. Несмотря на суровый взгляд, он вдруг неожиданно мягко засмеялся.

– Привет, – сказал он, отвлекая ее от размышлений. Нэнси просветлела и подала ему руку, которую он поцеловал, прежде чем присесть за столик.

– Как себя чувствуешь, малыш?

– Когда вижу тебя, отлично. А как ты, Нэнси?

– Как побитая собака, – она положила руку на плечо Лателле, словно искала в этом прикосновении спасения.

– Расскажи все, что мне позволено знать, – с оттенком иронии попросил Джуниор.

Нэнси улыбнулась. Этот голос создавал иллюзию, что она говорит с Фрэнком Лателлой-старшим – дедушкой, от которого внуку, кроме имени, досталась и неразлучная с ним удача. Для Нэнси он по-прежнему остался Фрэнком Лателлой – Джуниором – так называли его в семье, – хотя старший Фрэнк Лателла давно умер, внук – теперь сорокалетний мужчина – владеет гостиницами, земельными участками, ресторанами, продуктовыми магазинами. Нэнси и Сэл были совладельцами некоторых его предприятий. Брат и сестра Пертиначе занимались адвокатурой и политикой, а Джуниор, получив диплом, преумножил семейное наследие посредством акционерных инвестиций и вложениями в строительство и транспорт.

Фрэнк Лателла-младший входил в число самых могущественных людей Нью-Йорка. Он был настолько богат, что мог позволить себе финансировать избирательную кампанию Нэнси, претендентки на кресло мэра.

Нэнси подробно рассказала ему о встрече с Натали Гудмен.

– Нападки республиканцев? – спросила она, обращаясь скорее к себе, чем к Фрэнку. Удары ниже пояса входили в правила игры. И сама же ответила: – Думаю, что не они.

– Я в этом абсолютно уверен.

Оба знали, что если бы политические соперники решились атаковать, то подкрепили бы обвинения доказательствами. Но было очевидно, что Гудмен стреляла наугад, пользуясь непроверенными данными. И, с другой стороны, подобные выпады совершают, как правило, в разгар избирательной кампании. А сейчас не началось даже предвыборное зондирование.

– Кто-то хочет перебить мне ноги прежде, чем я отправлюсь в путь.

Лателла кивнул.

– Боюсь, что ты права. Но почему? – Он беспокоился за Нэнси, которую любил как сестру и уважал как мать, хотя она была немногим старше его.

– У меня есть подозрение, – она подняла на него серые глаза, – но я тебе ничего не скажу, если ты сам не догадаешься. Подумай, кто тот единственный человек, которому я встала поперек дороги?