Этот дождь решает всё - Валерия Савельева Страница 10

– Выброси эту гадость. – Возмущение прозвучало как-то нерешительно, хотя пару секунд назад я мечтала разорвать гада в клочья лишь за то, что он посмел достать рядом со мной сигарету.

Дело в том, что вид курящего Соломинцева почему-то завораживал. Несмотря на искреннее неодобрение, на аромат дыма, щекочущий ноздри, я загляделась на Стаса. Словно не было сегодня нашей перепалки, словно не было лжи о парне, а солгала я в одном – что не очарована им. Потому что сейчас залипла. Эти нежные, но в то же время такие резкие и мужественные движения; прикрытые глаза, дрожащие темные ресницы. Серо-синий фон темнеющего моря и вечернего неба, серые волосы и глаза – привлекательно, будто кадр из фильма, почти нуар, когда одинокий детектив грустит, из-за очередного дела упустив любимую девушку… в такие моменты он обязательно должен достать сигарету и выпустить дым изо рта. Эх, Соломинцев, почему я сегодня все больше подмечаю деталей, за которые дамы тебя обожают?

– Ммм? – Стас вопросительно глянул в мою сторону. Наверное, не услышал требование. Неужели так тихо сказала?

– Дрянь, говорю, эту выброси! – Нахмурившись, я покосилась на сигарету.

– Так они же легкие, почти бабские. – Соломинцев пожал плечами, будто слово «легкие» оправдывало все.

– Но гадость все равно. Слушай, это для здоровья плохо и в принципе некрасиво.

Соломинцев покачал головой, с легкой улыбкой гладя на меня, потом посмотрел на сигарету… и вдруг рассмеялся, как-то так довольно, от души. А я просто стояла и наблюдала за тлеющим кончиком, выписывающим в воздухе дымные узоры. Что такого забавного Стас нашел в моих словах?

Тусклый свет фонарей рассеивал вечерний сумрак. А они стояли друг напротив друга и спорили о каких-то пустяках. Во многом разные, но все же бесконечно похожие – настоящие, но упорно скрывающие истинные эмоции…

Стас открыто улыбался, но не сомневался, что на осунувшемся лице видна печать усталости: ввалившиеся глаза, впалые щеки. А держащие сигарету пальцы подрагивали. Как же хотелось просто отдохнуть… Хотя Ангелина, наверное, этого и не замечала. Оно и к лучшему, пусть возмущается, хмурится… и заглядывается. Девочка, у которой «есть парень».

Соломинцев рассмеялся – натянуто, срывая связки, стараясь спрятать усталость. Вновь поднес сигарету к губам, затягиваясь. Ему действительно было смешно, он искренне забавлялся… но в какой-то момент почему-то почувствовал: несмотря ни на что, эта мелкая девчонка все равно видит его состояние. И на душе от этого стало чуточку теплей.

– Разве так уж некрасиво? – отсмеявшись, поинтересовался Стас и устремил на меня пристальный взгляд.

Внезапно стало неуютно, как-то… странно. Но Соломинцев уже вновь затянулся, отводя глаза. Дым он выпустил в противоположную от меня сторону, будто понял намек. Кончик сигареты медленно тлел, в воздухе вился серый дымок. Серый. Такой же, как его волосы и глаза, идеальное дополнение к кинокадру, замершему в моей голове. Ответить не получилось, язык прилип к небу. Некрасиво? Нет, он выглядит сейчас просто потрясающе, не поспоришь. Но неправильно.

Соломинцев, казалось, ответа и не ждал. Он вновь облокотился о перила, затушил огонек и бросил окурок в ближайшую урну.

– Так лучше? – многозначительно спросил он. Я кивнула, а Стас, тяжело вздохнув, добавил: – Я на самом деле редко, до сегодняшнего дня последний раз сигарету в руки брал летом. – Взгляд устремился вдаль, на тёмное волнующееся море. – Коллеги вообще уверены, что я давно завязал. Просто день выдался паршивый. Устал безумно.

Стас рассеянно запустил пальцы в волосы. Я продолжала завороженно наблюдать за его движениями, только сейчас заметив, что на Соломинцеве больше нет дурацкой резиночки. Море и вечер – они путают мысли.

– Что-то на работе?

Сама не поняла, зачем спросила. Мне вроде бы не интересно, но в то же время так хочется знать. Не из-за нашей же ссоры Стас настолько переживает, есть что-то еще. Возможно, и меня он сегодня задирал именно поэтому? Ведь у каждого поступка есть определенные причины. Конечно, это прерогатива Лены или Светки – выспрашивать все о Соломинцеве. Но я не могла остановиться. Вот смотришь на него так… и уходить не хочется, зато продолжить разговор – с удовольствием. К тому же Стас казался на удивление адекватным, не ехидничал, как днем.

Думала, он не ответит – не мне, с которой ругается при каждой встрече. Разве не я возмущалась, что эта дылда двухметровая сказку испортила, а что теперь? Пытаюсь разговаривать по душам? Но этим вечером Стас явно превратился в какую-то мегаобаятельную и нереальную версию самого себя: даже не огрызнулся. Он улыбнулся и, скосив на меня взгляд, пожаловался:

– Да, в основном на работе… Мы проект делаем, глобальный, для компании не первый, но для нас почти решающий, а в команде народа мало, всего шесть человек, плюс несколько художников. Сами сглупили когда-то, сказали, что не хотим никого новенького, так справимся. Но людей мало, а требования-то те же. Теперь Прохоров высасывает из нас все соки, вернее даже из меня как из главного в команде. – Соломинцев досадливо скривился и крепче сжал бортик. – Проблема в том, что Степан Аркадьевич предпочитает собственноручно все проверять, прикапывается к малейшей неточности. Вот я и просидел у него сегодня часа четыре, выслушивал ругань, будто в игре куча багов, мы нифига не работаем и далее по списку. Даже пообещал такими темпами отстранить меня от управления и перебросить всю нашу команду вместе с проектом другим ребятам. – Стас раздраженно побарабанил пальцами по камню, оттянул и так расстегнутый ворот. – Черт, это нечестно. Но мы пашем, как волы, и днем и ночью, а действительно не успеваем – народу мало. – Он вдруг повернулся ко мне. – Тебе неинтересно, да?

– Интересно. Правда. – Я улыбнулась, стараясь как-то подбодрить Стаса. Я? Подбодрить Соломинцева? Господи, куда катится мир? – Ты прав, и нечестно ваш труд передавать другим будет. Но дед действительно любит сам контролировать проекты. Недавно несколько часов сидела у него в кабинете, пока обсуждался концепт игры. Думала, умру.

Приободрить не получилось. Реакция Стаса оказалась неожиданной: он закашлялся и впился в меня взглядом. Что случилось-то? Я что-то не то сказала или Соломинцеву снова отказала адекватность?

– Дед? – очень громко уточнил он. – Так ты внучка Прохорова?

– А ты разве не знал? – удивленно поинтересовалась я.

Об этом ведь знает каждый, догадывается, стоит услышать фамилию. Мы с дедом внешне чем-то похожи, а люди – такие существа, которые иногда могут очень быстро провести соответствующие параллели. Или, как оказалось, наоборот, не провести… Соломинцев смотрел на меня с таким недоумением и бесконечной обидой, словно от него скрыли важную тайну. Словно я в день нашего не самого приятного знакомства должна была носиться по компании с криками: «Ребята, я Прохорова! Та самая Прохорова, дед которой – ваш многоуважаемый директор!» Идиотизм. Все догадливые крутили бы пальцем у виска, зато Стас был бы рад.