Доверяя до самого горизонта - Наталия Романова Страница 10

Красиво, ёжкины морковки!

Пахло снегом, свежестью, лесом и печным отоплением. Странно, что я вообще узнала этот запах – ни в загородном доме родителей, ни у Агриппины, живущей постоянно в частном доме, не было печного отопления. Хамам, инфракрасная и финская сауна, отапливаемый бассейн, джакузи – вот неполный список удобств. Русская баня в перечень не входила. Видимо, крестьянские гены со стороны папы подсказали. Заподозрить подобные гены в Артемиде Люблянской было невозможно.

Вечером же Кир снова занимался с собаками – кормил, убирался, играл, а я наблюдала с крыльца, фотографировала, иногда задавала вопросы, наверняка глупые, но мне отвечали.

– Кир, почему Наваха живёт в доме, а остальные в вольерах?

– Не только Наваха. Порой Сали наведывается, Алтай, Антип, гад синеглазый, любимец девушек, – он показал на хаски, с интересом поглядывающего на Фаину. Показалось, флиртующего с ней. Неудивительно, что женские сердца трепещут при виде красавца.

– А остальные?

– Иногда и остальные, когда сильные морозы – просятся в дом, в тамбуре ночуют, – так вот для чего большое помещение при входе! – Чаще у себя предпочитают. Им не холодно, – засмеялся Кирилл, уловив мой немой вопрос. – Шуба – не чета твоей курточке «Рибок», – он улыбнулся, скользнув по мне взглядом, и я совершенно глупо засияла в ответ.

Радуются люди солнцу, хорошей, безветренной погоде, снегу, а я радовалась Киру.

Ужинали теми же котлетами с картофелем. О, да, я отлично помнила про ужин, который следовало отдать врагу, только есть хотелось смертельно! Да и где бы я нашла врага? Кирилл Сафронов не выглядел таковым, Наваха – дружелюбный парень, хотя, я уверена, от котлеты не отказался бы. А Сали мирно сопела у ног хозяина, устроив голову на лодыжках в тёплых носках.

Ночевать меня уложили в той же комнате, где я проснулась. Кирилл отправился в соседнюю, совсем небольшую, больше похожую на коморку с топчаном у стены и печуркой. Стало неловко, выходило, я выселила хозяина из его апартаментов, нагло заняв самое удобное спальное место.

– Я весь прошлый год там спал, – отмахнулся Кир. – Летом сюда перебрался, – пояснил он, забирая свой ноутбук, зарядку для телефона, какие-то вещи из шкафа. – Только…

– Что? – после прямо-таки театральной паузы стало чуточку жутковато.

– Не закрывайся, пожалуйста. Ничего такого! Не подумай!

Я бы с радостью подумала о «таком». Не в первый вечер, естественно, но гипотетически…

– Прошлую ночь я здесь ночевал, – он махнул рукой на одно из кресел. – Вдруг что… – Кирилл почесал затылок, виновато смотря на меня.

Всё понятно. Опасается моей бронхиальной астмы. Я бы тоже опасалась, если бы не братья по разуму Чип и Дейл.

– Конечно, – улыбнулась я в ответ. – Дверь останется открытой.

– Отлично, – кивнул Кир. – Располагайся, как дома, – и вышел.

Как дома не выходило, в окно серебром поблёскивал растущий месяц, расположившийся на небе цвета индиго. Наваха спал в ногах, иногда поскуливая и перебирая лапами, будто бежал по бескрайней снежной целине. Слышались завывания ветра и треск горящих дров. Бесконечно крутились мысли, воспоминания, слепящие впечатления, а перед глазами стояла улыбка, которую хотелось съесть или хотя бы украдкой лизнуть самым кончиком языка.

Я жила в доме Кирилла Сафронова уже несколько дней, и сейчас, под вечер, сидела на кухне, слушая неспешный рассказ тёти Юли о своей семье. Кирилл, как и обещала Оля, оказался не самым разговорчивым парнем. Чаще он открывал рот, отвечая на вопросы, сам ничего не рассказывал ни о себе, ни о своей семье. Мне же было любопытно, наверное, как любой девушке, которой нравится парень. А Кир мне нравился.

Не настолько, чтобы выйти замуж или оказаться с ним в одной постели прямо сейчас, но определённо нравился. Поэтому мне было интересно, как он учился в школе, какое блюдо любит, как звали его первую любовь, даже сколько он весил в пятом классе. Своё неуёмное любопытство я прикрыла работой над статьёй.

Мне на помощь пришла тётя Юля, с увлечением рассказывающая о семье, в том числе и о Кирилле. С того утра, когда я познакомилась с мамой Кира, я встречала её два раза. Один раз она пришла как врач, а во второй принесла таз пирогов. Десятилитровый, эмалированный таз, а не тазик или модный крафтовый пакет. Полный пирогов с вареньем, картофелем, мясом, луком и яйцом, рыбой.

Пирогов было не просто много, а очень много, и они всё равно быстро закончились. Помимо здорового аппетита Кира, свою роль сыграл Наваха, совершивший варварский набег на вкусности. Потом-то ему было стыдно, во всяком случае, он талантливо изображал раскаяние. Как не поверить несчастным глазкам, преданно смотрящим на хозяина с выражением вселенской скорби на морде. Бес попутал, хозяин! Ей-ей, сам не понял, как получилось!

– Робин Гуд попастый, – рассмеялся Кир.

– Почему Робин Гуд?

– Он пару пирожков Сали отнёс, а с рыбой Пирату.

Пират – огромный кот со всклокоченной, мохнатой шерстью обыкновенной серо-полосатой масти. Котяра считал питомник личной территорией, а обитателей – нагловатыми квартирантами, которых время от времени ставил на место. Ночевал Пират в тамбуре перед входом, свернувшись на личной подстилке, греться уходил к собакам, а дома лишь столовался. «Ездовой кот», – говорил про него Кир.

– Мы с моим Андреем познакомились в Черёмушках, – сентиментально вздохнула тётя Юля.

Она всегда говорила «мой Андрей», никогда «муж», «супруг» или «Андрей». Местоимение «мой» было обязательным. Муж отвечал взаимностью, опуская при этом имя. Короткое и ёмкое «моя», иногда «мать», и редко «Юлиана», зато всегда полным именем. Почему-то мне это казалось милым. Видимо, заодно я влюбилась в семью Кирилла Сафронова, если просторечное «моя» вызывало в сердце сладкое щемление. Вот бы Кирилл сказал про меня «моя»!

– Посёлок при Саяно-Шушенской ГЭС, – пояснил присутствующий здесь же дядя Андрей. В это время он сидел с другой стороны стола, рядом с Кириллом. Они с мальчишеским азартом разбирали какую-то деталь от снегохода, предварительно расстелив несколько слоёв газеты. Последнее – после выразительного взгляда Юлианы.

– Родилась в Карелии, училась в Ленинграде, по распределению в Черёмушки попала. – Я распахнула глаза от удивления. Ничего себе «распределение». Из Ленинграда в Хакасию… почти как на Северный полюс или на Луну. – Моего Андрея встретила и осталась навсегда, – рассмеялась тётя Юля. – Он инженером работал, важный ходил. Красивый! – в это время тот, о ком шёл рассказ, недовольно не то крякнул, не то фыркнул.

– Расписались, почти вся жизнь рядом с ГЭС прошла. Троих детей родили. А в две тысячи девятом сказала: «Всё, хватит!» и мы сюда перебрались.

Сразу вспомнились события две тысячи девятого года. Тогда я жила в Италии, с трудом представляла, где находится Саяно-Шушенская ГЭС, а «Хакасия» звучало для меня так же, как «Церера» – наименьшая карликовая планета Солнечной системы. Но кадры катастрофы и списки погибших врезались в память.

Конец ознакомительного фрагмента