Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - Маргарет Джордж Страница 10

— Ох, Мардиан, ведь я смеялась по-настоящему впервые после… Спасибо тебе.

Он вытер глаза.

— Поскольку вся торговля проходит через Александрию, подумай о такой возможности. Новая мода обязательно принесет нам прибыль.

Стоял ясный и ветреный июньский день. В такую погоду Александрия сияет аквамарином в серебряной оправе — настолько яркой, что приходится щуриться.

Сегодня на полу пиршественного зала собирали подаренную Цезарем мозаику. Моя память была точна: увидев ее впервые, я сразу признала цвета александрийского моря и не ошиблась. Фигура Венеры, поднимающейся из морской пены, была исполнена столь утонченно, что по сравнению с ней все смертные женщины выглядели грубыми.

Я вздохнула. В чем призвание искусства — воодушевлять человека или подавлять совершенством? Если ни одна живая женщина не способна даже приблизиться к подобному идеалу — должно ли это вдохновлять меня на самосовершенствование, или сей факт лишь рельефно выделяет и подчеркивает мои недостатки?

Сегодня, при ярком свете и свежем утреннем ветре, я чувствовала, что эта Венера меня вдохновляет. Я ощущала себя воссозданной заново: словно я только что появилась из морской пены и спешила выбраться на берег, чтобы потребовать мое наследие, мою судьбу. Испытаю ли я когда-нибудь подобное?

Ее золотистые волосы волнами ниспадали на плечи, так мастерски изображенные, что я различала мускулы и изящные округлости плоти.

«Сколько тебе лет? — мысленно спросила я богиню. — Пятьдесят? Сто? Ты всякий раз выглядишь по-новому, словно ты из плоти, а не из камня. Так искусство обманывает реальность».

— Я помню, как ее дарили. — Хрипловатый голос Хармионы, прозвучавший за спиной, заставил меня подскочить. Звуки инструментов, с помощью которых подгонялись элементы мозаики, заглушили ее шаги. — Она великолепна, не так ли?

Мы обе воззрились на Венеру, завидуя ей.

— Ты похожа на нее больше меня, — сказала я. — Это твой цвет волос.

— Никто не похож на нее, — покачала головой Хармиона. — Вот почему она обладает могуществом, какого нет ни у одной из нас.

Однако тут Хармиона явно скромничала: она привлекала внимание мужчин почти так же, как сама Венера. Я видела, как все, от мальчишек до престарелых писцов, пожирали ее взглядами.

— А ты не находишь, Хармиона, что тебе пора задуматься о замужестве? — спросила я. — Это не помешает остаться у меня на службе. Мне жаль тех несчастных, что страстно хотят жениться на тебе, но ты не удостаиваешь их вниманием.

Хармиона рассмеялась низким лукавым смехом.

— Я подумывала о замужестве, — призналась она, — но пока не встретила ни одного смертного мужчины, кого сочла бы достойным. Видишь ли, как Венера затмевает своим совершенством всех женщин в глазах мужчин, так и Аполлон затмевает всех мужчин в глазах женщин. Мне бы хотелось познакомиться с мужчиной, похожим на Аполлона. Часто тебе такие встречались?

— Одного знаю, — подумав, ответила я. — Октавиан. Красотой он, пожалуй, не уступит и статуе. Но в отличие от изваяния он разговаривает, двигается и порой проявляет себя не лучшим образом.

— А в последнее время не попадаются? — не унималась она.

— Не припоминаю, — честно призналась я, чтобы она не подумала, будто мне пришло в голову скрыть от нее некоего знакомого Аполлона. — Но теперь я буду присматриваться внимательнее.

Двое работников с натугой вывернули камень из пола и сдвинули в сторону. Они ухмылялись, и я поняла, что они слышали наш разговор. Уж не воображают ли они себя подобиями Аполлона? У одного была волосатая спина, и он больше смахивал на Пана, а другой, коротышка с длинными руками, и вовсе напоминал обезьяну.

Едва удерживаясь от смеха, мы поспешили прочь из зала и лишь за дверью, привалившись к стене, скорчились от беззвучного хохота.

Я сказала:

— Это напомнило мне о моей обезьянке Касу.

Хармиона смеялась до истерики.

— Я серьезно. Где она?

— Я думаю… наверное… она в комнате Ирас, — с трудом выдавила из себя Хармиона. — Они, кажется, подружились.

Мы стояли на ступеньках дворца, что вели прямо к царской гавани. Прямо над головой летали чайки, белевшие на фоне синего неба.

— Давай покатаемся на лодке, — вдруг предложила я. Погода была слишком хороша, чтобы сидеть дома. — Конечно, не гонку устроим, а так, отдых. Чтоб расслабиться да любоваться красками моря и неба.

Лодок в моем распоряжении имелось много, от маленькой прогулочной яхты до точной копии древней ладьи фараонов. А вот возможностью получать удовольствие от водных прогулок я была обязана собственной решимости и силе воли — едва ли не самым ценным чертам моего характера. Воля поможет, если нас покинет талант, вдохновение и даже удача. Но когда нас покидает воля, все пропало: мы действительно обречены…

Хармиона загорелась.

— Я никогда не каталась на фараоновой ладье! — воскликнула она. — У которой нос в форме лотоса.

— Ну, ее и возьмем.

Мы спустились по широким, мягко закруглявшимся мраморным ступенькам — как в театре, где ряды сидений располагаются один над другим. На дне сквозь прозрачную чистую воду виднелись камни и яркие анемоны. Подальше, в открытом море, океан накатывал на основания маяка и разбивался, вздымая высокие валы, увенчанные искрящимися плюмажами невесомых брызг.

В тот момент я решила, что обязательно закажу для Венеры Цезаря парную мозаику. На ней будет изображена вот эта сцена: Александрийская гавань в погожий летний день.

Царские суда пребывали в постоянной готовности, так что ждать нам не пришлось. Капитан принялся отдавать распоряжения, а Хармиона ахнула, поднявшись по разукрашенным сходням на палубу.

— Ой! Она настоящая?

— Если ты имеешь в виду, настоящее ли дерево и золото, то да, она настоящая, — ответила я, поднявшись за ней следом.

— Я хотела сказать, что это чудо, в истинном смысле слова.

— Эти ладьи делали для фараонов. Во всяком случае, меня уверили, будто они путешествовали по воде только таким манером.

Да, они возлежали на ложах в тенистых павильонах из древесины кедра; их обмахивали драгоценными опахалами на длинных ручках, если ветра не желали дуть; они опирались на золоченые перила.

— Идем.

Я повела Хармиону в павильон, где мы опустились на подушки.

Слуга в набедренной повязке, вороте-ожерелье и древнеегипетском головном уборе появился невесть откуда, как по волшебству, и подал прохладительные напитки.

Мы отчалили. Гребцы молча налегали на весла с серебряными лопастями, ладья мягко покачивалась в теплой воде.

Море, именно море придавало величие Александрии. Оно приносило богатства мира к нашим дверям и давало нам могущество. Я должна немедленно, безотлагательно приступить к восстановлению флота. Пока же единственная наша защита — римские легионы, оставленные Цезарем. Стоит им уйти или повернуть против нас по приказу кого-то из римских вождей — возможно, одного из убийц…