Немного женатый - Мэри Бэлоу Страница 10

– Ева! – Перед тем как занять свое место в экипаже, Сесил наконец удостоил ее вниманием. – Я перееду сюда через четыре дня. Надеюсь, ты не устроишь вульгарную сцену в знак протеста. Ты же знаешь, у мамы слабые нервы.

– До свидания, Сесил, – ответила Ева. – Прощайте, тетя. Спасибо, что приехали.

Тетка со слабой доброй улыбкой приложила к глазам черный носовой платок.

Утром, когда они только приехали, Джемайма, беспокойно оглядываясь, шепотом спросила: «А как поживают Бекки и Дэви?» Но она неудачно выбрала момент – к ним приближался Сесил. Тетя Джемайма улыбнулась, чуть кивнула и сказала, что ей надо взять рецепт приготовления торта у Евиной кухарки.

Когда карета отъехала, Ева осталась стоять рядом с полковником.

– Мадам, – начал он, – могу ли я…

Она не дослушала. Один только звук его голоса вызывал у нее негодование. Ева повернулась и не оглядываясь вошла в дом.

– Мне уже лучше, сэр, – сказал денщик. – Мы могли бы уехать еще до ужина.

Эйдан, стоявший в гостиничном номере, закрыл глаза. О, какое искушение! Через несколько мгновений он произнес вслух все ужасные, грязные, непристойные, богохульные слова, какие только были ему известны.

Денщик шмыгнул носом.

– Прочисти свой проклятый нос! – приказал Эйдан. Эндрюс повиновался, издав звук, подобный звуку треснувшей трубы.

– Мое штатское платье, – распорядился Эйдан, расстегивая красный мундир.

– Для верховой езды? – спросил Эндрюс.

– Нет, черт побери! – Эйдан снял мундир и бросил его на спинку стула, чтобы денщик потом убрал его. – Разве я сказал, для верховой езды?

– Нет, сэр, – признался денщик. – Я подумал, что, возможно, вы решили вечером уехать. – Нос у него по-прежнему был забит.

– Ты ошибся, – сердито сказал Эйдан. – Я сам тебе сообщу, когда соберусь оставить эту чертову гостиницу.

Не прошло и получаса, как он уже был в белой рубашке и галстуке, в синем облегающем сюртуке тонкого сукна и кремовом жилете, в панталонах цвета буйволовой кожи и высоких сапогах с белыми отворотами. Полковник побрился. Но его отвратительное настроение за эти полчаса нисколько не улучшилось, скорее наоборот.

Он все еще не мог поверить в то, что узнал от Сесила Морриса. Эйдану без особого труда удалось выудить из того интересовавшие его сведения. Он просто польстил ему своим вниманием, задавая вопросы и полностью одобряя все его идиотские ответы. Но с каким наслаждением он бы придушил этого маленького гаденыша.

Старик Моррис, вероятно, был отвратительным типом, с презрением думал Эйдан, принимаясь за обед в своем номере. В таком настроении ему не хотелось появляться в пабе. Когда Моррису не удалось заставить дочь выйти замуж ни за одного из предлагаемых им женихов, занимавших более высокое, чем он, положение в обществе, он позаботился о том, чтобы и из могилы сохранять над ней свою власть.

Согласно завещанию, которое он написал незадолго до смерти, Моррис действительно все оставил своей дочери сроком на один год, после чего наследство переходило к ее брату, а в случае его преждевременной кончины – к ее кузену. Но он предусмотрел одно привлекательное для Евы условие. Она сможет распоряжаться унаследованным всю жизнь, если в течение этого года выйдет замуж.

До первой годовщины смерти Морриса оставалось четыре дня.

Сесил Моррис вот-вот вступит в права наследования. Он, когда это было в его интересах, очевидно, надоедал Еве предложениями руки и сердца. Но теперь он в ней не нуждался и не желал, чтобы она ему мешала. Через четыре дня ее должны выселить из дома. Сесил Моррис не желал ничего знать о ее дальнейшей судьбе.

Известие о смерти брата, полученное два дня назад, оказалось для мисс Моррис двойным ударом. Естественно, эта смерть потрясла девушку. Последнее время у нее был и без того измученный вид. Вероятно, последствия смерти брата также оказались тяжким ударом. Капитан Моррис в своем завещании оставлял все ей, он даже подписал бумаги, отказываясь от всех прав на Рингвуд в пользу сестры. К сожалению, его великодушие оказалось напрасным. Он умер, не успев получить в собственность Рингвуд, и, следовательно, не имел права им распоряжаться.

Через четыре дня мисс Моррис станет бездомной и, по-видимому, нищей. Отец не оставил ей даже приданого и ни гроша на жизнь.

Эйдан закончил обед и отпустил Эндрюса, затем, обращаясь к пустой комнате, он старательно повторил все ругательства, произнесенные ранее в присутствии Эндрюса. Но это не улучшило его настроения.

Четыре дня.

Значит, капитан Моррис не напрасно беспокоился о сестре. Она действительно нуждалась в помощи и защите. А Эйдан дал клятву оказать ей и то и другое – «несмотря ни на что». Извращаясь из Рингвуда в гостиницу, он уже ломал голову тем, что он мог бы для нее сделать. Но еще дорогой он юнял, что есть только одна возможность. Беда в том, что эта возможность, мягко говоря, ему совсем не нравилась.

А оставалось всего четыре дня.

Несмотря на то, что мисс Моррис на него рассердилась, он не мог обвинять ее в этом, поскольку она была свидетельницей безобразной сцены с Сесилом Моррисом. Эйдан собирался ее уговорить принять его еще раз, чтобы выслушать то, что он ей предложит.

Слова «несмотря ни на что» камнем висели на его шее. Они приговаривали его к пожизненному заключению, а он только что начинал мечтать совсем о другом. Он нашел единственный способ защитить Еву.

Будь он проклят, но способ только один.

Полковник нахлобучил шляпу и взял трость.

* * *

Когда наконец последний гость покинул Рингвуд, Ева собрала всех домочадцев, кроме детей и няни, остававшихся в детской. Все собрались в уже прибранной гостиной.

Откладывать разговор больше не имело смысла. Их уже ничто не спасет. Ева могла лишь предупредить людей за несколько дней, хотя все уже знали правду.

– Сомневаюсь, что мой кузен оставит у себя кого-нибудь из вас, – сказала она, когда в комнате повисла тяжелая тишина. Она попросила всех сесть, но сама осталась стоять. – Может быть, тебя, Сэм, ведь когда-то ты был грумом в Дидкоуте, а на Сесила такие вещи производят впечатление.

– Меня уволили за браконьерство, мисс, – честно напомнил ей Сэм. – Кроме вас, никто не дал бы мне шанса. Я не стану работать на него, даже если он меня попросит.

– А у вас, миссис Роу, репутация лучшей поварихи в Оксфордшире, – улыбнулась ей Ева.

– Но люди узнали, что в Лондоне я готовила для девушек и их шикарных кавалеров в борделе, мисс, – сказала кухарка. – И вы одна дали мне работу. Я как Сэм. Если бы мне пришлось готовить для этой свиньи, не сомневайтесь, я бы подсунула яд в его ростбиф.

– Нед. – Ева повернулась к своему однорукому слуге. – Мне очень жаль. Все наши прекрасные мечты и планы пошли прахом. Здесь ты не найдешь даже работы.