Обольщение красотой - Шерри Томас Страница 10

В шляпах с вуалью обычно использовались кружева не столько скрывавшие лицо, сколько привлекавшие к нему внимание. В шляпах леди Тремейн не было ничего фривольного. Не то чтобы они были уродливыми, но их вуаль была плотной, состоящей из двух слоев тюля, обернутых вокруг широких полей.

— В городе скорость ограничена, — сообщил Барнс, надевая водительские очки, — но в сельской местности шляпа может пригодиться, мэм.

Венеция сняла свою шляпку и надела предназначенную для автомобиля. Ощущение было такое, словно ее окунули в туман — не в лондонский гороховый суп, а в стлавшуюся по земле белесую пелену, которую она наблюдала, прогуливаясь ранним утром в деревне.

Суматоха перед Центральным вокзалом улеглась. Барнс завел двигатель, забрался на водительское сиденье и нажал на газ. Улицы Манхэттена, проплывавшие за полупрозрачным коконом, скрывавшим лицо Венеции, казались подернутыми призрачной дымкой, с приглушенными красками, нечеткими контурами зданий и смазанными фигурками прохожих, как на картинах современных художников.

Ах, если бы она могла ехать так вечно, отстраненная от реальности и защищенная от жизненных невзгод и потрясений.

Они проехали примерно милю, прежде чем автомобиль остановился.

— Вот ваш отель, миссис Истербрук, со всеми его семнадцатью этажами, — гордо сказал Барнс. — Грандиозное сооружение, правда? Да еще электричество и телефон в каждой комнате.

Здание действительно было очень высоким. На его фоне соседние строения казались карликами.

— Весьма впечат…

Венеция замерла, уставившись на мужчину, шагавшего по улице по направлению к ней. Высокий, надменный и безупречно одетый, это был никто иной, как герцог Лексингтон. Он бросил беглый взгляд на автомобиль и скрылся в отеле.

В ее отеле! Что он там делает?

Ей сразу захотелось бежать. Она может поселиться в другом месте — ей не нужны семнадцать этажей и телефонная трубка в каждой комнате. Не для того она сбежала в Нью-Йорк, чтобы оказаться под одной крышей со своей Немезидой.

Но гордость и, возможно, дух противоречия не позволили Венеции приказать Барнсу ехать в другой отель. Она расправила плечи.

— Весьма впечатляюще. Уверена, мне здесь понравится.

Если кто-нибудь должен бежать в противоположном направлении, то это он, а не она. Она ни на кого не клеветала. Не занималась распространением гнусных сплетен. И не болтала, что придет в голову, не думая о последствиях.

Швейцар помог ей выбраться из машины, носильщик подхватил багаж. Отклонив предложение Барнса заказать ей комнату, Венеция расплатилась с ним и вошла внутрь.

Она уже пересекла мраморный холл отеля, когда сообразила, что ее лицо все еще скрыто под вуалью. Несмотря на приглушенное освещение, она была далека от слепоты и добралась до стойки без происшествий.

Портье моргнул, озадаченный ее внешним видом.

— Доброе утро, мэм. Чем могу быть полезен?

Прежде чем она успела ответить, второй клерк, стоявший у стойки чуть дальше, приветствовал другого постояльца.

— Добрый день, ваша светлость.

Венеция замерла.

— Вы заказали мне билет? — раздался прохладный голос Лексингтона.

— Конечно, сэр. Мы забронировали для вас каюту класса люкс на «Родезии». Там только две такие каюты, и можете быть уверены, что вы будете обеспечены максимальным комфортом, уединением и роскошью во время плавания.

— Когда отплытие?

— Завтра утром в десять, сэр.

— Отлично, — сказал Лексингтон.

— Чем могу быть полезен, мэм? — снова спросил портье.

Если она не собирается развернуться и уйти, ей придется что-нибудь сказать и назвать свое имя. Венеция откашлялась… и заговорила по-немецки.

— Ich hätte gerne Ihre besten Zimmer.

Похоже, она все-таки спасается бегством. Венеция сжала кулаки, подавив вспышку гнева.

— Прошу прощения, мэм?

Она стиснула зубы и повторила.

Портье явно растерялся. Лексингтон пришел ему на помощь.

— Леди хотела бы снять лучшие комнаты, — сказал он, даже не повернув головы в их сторону.

— Ах да, конечно. Ваше имя, мэм?

Венеция судорожно сглотнула и ответила наугад.

— Баронесса Шедлиц-Гарденберг.

— На какой срок вы хотели бы задержаться у нас, мэм?

Венеция показала два пальца. Портье сделал отметку в своем журнале и дал ей расписаться. Ей пришлось воспользоваться своим новым именем.

— Ваш ключ, баронесса. И прогулочная карта Центрального парка, который находится сразу же за порогом. Мы надеемся, что вы получите удовольствие от пребывания в нашем отеле.

Служащий отеля проводил ее к лифту, который тут же прибыл. Металлическая кабина с мелодичным звоном скользнула на место, и дверь открылась.

— Добрый день, мэм, — приветствовал ее очередной служащий. — Добрый день, ваша светлость.

Опять он. Венеция осторожно повернула голову. Лексингтон стоял сбоку от нее и чуть позади, ожидая, пока она войдет в лифт. «Двигайся, — приказала она себе. — Двигайся».

Каким-то образом ноги внесли ее в лифт. Лексингтон шагнул следом. Он бросил взгляд в ее сторону, но не поздоровался, переключив внимание на полированные панели, украшавшие кабину изнутри.

— Какой этаж, мэм? — спросил служащий.

— Fünfzehnter Stock, — отозвалась Венеция.

— Прошу прощения, мэм?

— Леди желает подняться на пятнадцатый этаж, — сказал герцог.

— О, спасибо, сэр.

Лифт двигался медленно, почти лениво. Закутанная в вуаль Венеция начала задыхаться, однако не осмеливалась дышать более энергично из страха выдать свое волнение.

В отличие от нее, герцог держался непринужденно. Его губы не были сжаты, поза, хоть и прямая, не казалась напряженной, руки спокойно лежали на набалдашнике трости.

Гнев Венеции вспыхнул с новой силой. У нее шумело в ушах, кончики пальцев зудели, взывая к насилию.

Как он посмел? Как он посмел воспользоваться ею, чтобы проиллюстрировать свою нелепую женоненавистническую теорию? Как он посмел нарушить ее душевный покой, обретенный с таким трудом? И как он смеет буквально сочиться таким невозмутимым самодовольством и таким невыносимым удовлетворением собственной жизнью?

Когда лифт остановился на пятнадцатом этаже, она выскочила наружу.

— Gnädige Frau. [5]

Ей понадобилась секунда, чтобы узнать его голос, говоривший по-немецки.

Венеция ускорила шаг. Она не хотела слышать его голос. Она не хотела терпеть его присутствие и дальше. Она хотела только одного: чтобы в своей следующей экспедиции он свалился в яму с гадюками и до конца своей жизни страдал от мучительных последствий их злобы.