Пятьдесят оттенков измены. Я - твой трофей - Эмма Ноэль Страница 10

— Наконец-то жратва! — прогундосил Николай, выйдя к столу в одних трусах. Тело его было подзаплывшее, видимо от излишнего увлечения фастфудом. Его сестра наоборот была достаточно подтянута. Она носила бесформенную мужскую рубашку и широкие штаны. Ее стрижка была настолько короткой, что не сразу можно определить какого она пола. Лиза внимательно уставилась на лишнего в кухне человека, бесцеремонно уточнив у матери:

— А это еще кто?

— Это моя подруга и она немного погостит, — произнесла не очень уверенно Мария и предложила Миле сесть на расшатанный табурет. Дети с подозрением поглядывали на странную знакомую матери, не решаясь мучить ее вопросами, хотя сгорали от любопытства, и это было очевидно. Она для них была словно инопланетянка, непонятно откуда свалившаяся.

— Надолго к нам? — уточнила Лиза, нахально разглядывая грудь девушки. Белье Мила так и не купила поэтому легкая ткань не оставляла возможности фантазировать.

— На несколько дней. Зависит от некоторых обстоятельств, — уточнила Мила с улыбкой. Она почти не притронулась к еде, аппетита от стресса не было.

— Ты от кого-то прячешься? — насмешливо спросил Николай, громко и нарочито чавкая. Это был синдром единственного мужчины в доме, воспитанного неполноценной женской особью. Он ощущал псевдосвободу, уверяя себя в том, что главным человеком в доме может быть лишь обладатель яиц.

— Отстаньте от нее Христа ради! — пробурчала Мария, бросив грозный взгляд на детей. Доедали все молча в облаке напряженной тишины. Завершив процесс насыщения, дети даже не потрудились убрать со стола свои тарелки, а уж о «спасибо» и вовсе не шло речи. Мила вызвалась помыть посуду, чтобы помочь усталой женщине.

— Такую красоту попортите! — прошептала женщина, кивая на поблескивающий стразами маникюр.

— Ерунда! Я подумываю их снять!

— Кого снять? — нерешительно уточнила Мария.

— Ногти! Они искусственные.

— Да, с такими когтями разве можно что-нибудь делать? Никогда не понимала! — произнесла Мария, посмотрев на свои натруженные кисти, и стыдливо спрятала их в вытянутых рукавах старой кофты. Усталая женщина пожелала спокойной ночи и ушла спать.

Оставшись одна, девушка сняла платье, чтобы надеть старомодную ситцевую ночнушку. Подобную носила ее мать много лет назад.

— Уау, вот это тельце! — произнес девический голос, внимательно разглядывая изгибы субтильной фигуры. — Титечки двоечка — мой любимый размер! Можно потрогать?

Мила растерялась, а дерзкая девчонка приблизилась к ней очень близко и дотронулась до сосков, которые вмиг стали каменными.

— Ты случайно не лесбиянка? — улыбаясь, уточнило короткостриженое существо, чуть сжимая соски обнаженной девушки и не спеша убирать нахальные руки. Почему-то эта играла ее забавляла, ей стало любопытно, что смелый Гаврош сделает дальше. Проворная рука юной безобразницы скользнула между ног Милы, и ее пальцы начали активно исследовать лоно гостьи.

— Думаю, достаточно. Мы слишком мало знакомы, — прошептала Лиза тихо и прежде чем выйти с кухни пробросила:

— Мать взяла тебя в рабство? Круто! Если ночью замерзнешь — приходи, согрею!

Когда дерзкий Гаврош исчез с кухни, Мила печально вздохнула и принялась за мытье посуды. Спать совсем не хотелось, навязчивые мысли не давали покоя и, чтобы отвлечься, она усердно трудилась, стараясь не думать о завтрашнем дне. Через несколько часов кухня блестела. Девушка попыталась вспомнить, когда в последний раз нагружала так руки — это было до замужества в родительском доме, где был свод правил, одним из которых являлся призыв к труду: «ни часа без дела!». Ей казалось, что родительница специально нарожала много детей, чтобы заставлять их работать. Они то вымывали дом, то работали в огороде. Денег вечно не хватало, поэтому натуральное хозяйство очень выручало, и на столе всегда была какая-нибудь еда. Главное блюдо в меню было из картошки, ее подавали в разном виде — вареную, печеную, жареную. Однажды Мила сделала картофельные котлеты с чесноком, и это вызывало овации за столом. Даже мать одобрила старания девушки. Когда старшей сестре было двенадцать, та научилась делать заготовки про запас на зиму. Если в трудовом графике появлялись прорехи, все пять сестер читали или учились рукоделию. Мила была самой маленькой, но трудилась как все. Поблажек не было никому. Матери часто не было дома, она брала дополнительные дежурства в больнице, в которой работала медсестрой. Две старшие дочери перекладывали свои обязанности на малышей, угрожая расправой, если они нажалуются. Мила была очень упертая, поэтому все время ходила в синяках, но не ябедничала, мечтая поскорее вырасти и сбежать из-под гнета на свободу. Восемнадцатилетняя красавица, мечтающая вырваться из нищеты, хорошо шила и сооружала себе наряды из недорогих тканей, на которые она зарабатывала, намывая посуду по ночам в ресторане. Официанткой ее не брали, потому что обслуживали клиентов мужчины постарше, как в старинные времена — это была прихоть хозяина единственного в городке приличного ресторана. Она выглядывала состоятельных клиентов, надеясь встретить долгожданного принца, который спасет красавицу и увезет в счастливое и богатое будущее. В заведении бывали в основном одни и те же люди — местные толстопузы, которые были женаты на таких же объемных тетушках. Пару раз миловидному созданию предлагали стать любовницей, но она слышала не раз о минусах подобного положения.

— Мне нужен муж! — упорно заявляла юная Мила и под смешки в спину гордо уходила прочь.

Она умудрилась за серьезные деньги продать свою девственность, и это стало стартовым капиталом в большом городе, в который она переехала, как только получила финансовую возможность. С семьей перед отъездом упертая девушка рассорилась в пух и прах, мать не одобрила ее желание жить на большой земле, грозилась ее связать и держать как собаку — на привязи, но каким-то образом узнав, что дочь торговала телом, с позором вышвырнула ее из дома. Это стало точкой в их отношениях.

Перед тем, как выключить свет и залечь на свое спальное место, Мила с печальным вздохом оценила маникюр, который уже не выглядел так роскошно, как несколько часов назад.

— Это моя первая жертва, — прошептала она с печалью, надеясь, что в дне грядущем ее ждет приятное событие, и она снова обретет радость бытия.

На следующий день Мария ушла на работу, оставив Милу со своими безалаберными детьми.

— Блин, даже пожрать нечего, — прогундосил Николай, громко хлопнув дверцей холодильника. Она вскочила от неожиданности, но он не обращал внимания на очнувшуюся гостью, словно она была невидимкой. Вытащив масло и хлеб, ленивый Коля сделал себе бутерброд и ушел в свою комнату, щедро рассыпая крошки из жующего рта. Следом прибыла Лиза и, осмотрев скудные запасы еды, оставленные братом на столе, произнесла:

— Ненавижу нищету! Поскорей бы свалить из этого дома!

— Твоя мама много работает, чтобы прокормить вас с братом. Могла бы и сама рубли сшибать, а не висеть на шее матери. Не маленькая уже.