Замужество и как с ним бороться - Оливия Лихтенштейн Страница 10

— Половник? — угадала я. — В ящике слева, если только ты его уже куда-нибудь не перепрятал.

— Попробуй, — протянул он мне ложку с супом. — Ну? Вкусно, а? — Он нетерпеливо затряс головой.

— Просто чудесно, милый, но…

— Что — но? Суп идеальный!

Все годы нашего брака Грег провел в им же начатой битве за звание автора лучшего куриного супа. Эта битва могла окончиться только вместе с браком, в результате развода или смерти одного из нас — только тогда был бы выявлен победитель. Грег хорошо готовит — одна из причин, почему я за него вышла, — и у него есть свои фирменные блюда, но он совершенно помешался, желая доказать, что вовсе не обязательно быть евреем, чтобы готовить еврейский куриный суп. Он варит чудесный суп, почти идеальный, но все же не такой аутентичный и ароматный, какой варю я. Кроме того, он так и не освоил нужную консистенцию теста для кнедликов.

Я, как типичная еврейка, запрограммирована генетически: когда я узнаю о неприятностях у друзей или родных, иду на кухню варить суп. Как оказалось, этот ген передается и через брак. Вот что делают со своими нееврейскими мужьями их жены: нежно и незаметно превращают в евреев. Если папе нездоровится, Грег, как и я, начинает носиться по кухне, сооружая куриный суп — еврейский пенициллин, лекарство от всех болезней, начиная с болей в сердце и заканчивая раком. Его последний демарш означал только одно: теперь я как можно скорее должна поднять прихватку, которую он передо мной бросил, принять его вызов и в очередной раз доказать свое суповое превосходство.

— Сегодня я суп варить не буду, — раздраженно отозвалась я, — мне к Пэ-Пэ надо. Ты пойдешь?

Грега передернуло.

— Я лучше съем суп из ядовитых змей. Я собирался завалиться в кровать, посмотреть телик и почитать постановление о дорожном движении от девяносто первого года. — Грег кивнул в сторону кастрюли с кипящим супом. — Выходит, я выиграл.

— Твоя мизантропия принимает угрожающие масштабы, — заметила я. — Ладно, я приготовлю суп завтра, мы пригласим гостей и закроем этот вопрос раз и навсегда. Предложим им попробовать оба супа.

— Отлично. Пусть они решат, чей вкуснее.

Я вышла из кухни. Обожаю значительно уходить, мы с Китти в этом часто практикуемся, сравнивая, у кого лучше получается, хотя алгоритм один и тот же: встряхнуть волосами, повернуться на каблуках, покинуть комнату. Китти подошла ближе к концу нашего разговора и остановилась у холодильника послушать. Когда я проплывала мимо нее, она тайком показала мне большой палец. (Уже сейчас она заставляет мальчишек съеживаться: прищуренные глаза, презрительный взгляд и еле слышное недовольное фырканье.) Я моргнула и легким кивком велела ей идти за мной.

— Поможешь мне одеться, — объяснила я.

Китти пошла за мной, шагая через две ступеньки. Раз уж она — моя кукла, то и я ее тоже. Ей нравится выкладывать на пол разные предметы одежды и оценивающе разглядывать, как одно смотрится с другим. Блузки, юбки и брюки, колготки и туфли, пояса, браслеты, шарфы; бесплотные и разбросанные, они напоминали мне бумажные наряды, напечатанные на последней странице детского журнала «Банти» и предназначенные для вырезания. На них были бумажные полоски, которые надо было загнуть с боков картонной Банти, превращая ее из офисной дамы в модную тусовщицу.

Моя Популярная Подруга (в нашем кругу просто ПП) устраивала вечеринку по поводу выхода своей последней книги: «Обет безбрачия: научись любить себя самое». Каким-то образом ей удалось сделать так, что отсутствие секса вместо постыдной тайны стало казаться мне чем-то выдающимся. На самом деле так получилось только потому, что сама ПП в момент написания книги не была замужем. Я отчаянно бросилась в недра шкафа. Выбирать мне приходилось из двух стилей: занудных кардиганов психотерапевта или старомодных развратных шмоток, так и кричащих: «Трахни меня». Все это разбавлялось обязательными футболками и спортивными штанами. На этот раз Китти пришлось копаться в шкафу дольше, чем обычно, прежде чем она подобрала сочетание, устраивающее нас обеих: короткая черная юбка, красная рубашка, «случайно» застегнутая ровно так, чтобы было видно декольте (и его было видно), черный пиджак и красные туфли на высоком каблуке. К тому времени, как я приняла душ, намазалась кремами (разными для разных частей тела; удивительно, что я вообще собралась уходить из дома) и накрасилась, я уже страшно опаздывала.

В гостиной Грег отплясывал под музыку из программы «Топ музыки поп». Лео и Китти в ужасе наблюдали за ним с дивана.

Грег всегда говорил:

— В отцовстве есть один огромный плюс — можно отомстить за все неловкие моменты собственного детства.

В этой изощренной родительской пытке Грег использовал все доступные методы: воображаемую гитару, бессмысленное тыканье пальцем в несуществующую публику, нелепые движения, куцые прыжки и невообразимые гримасы. Дети были вне себя. Чтобы окончательно их добить, я зажигательно покрутила бедрами и чмокнула Грега на прощание. Как и всегда, он довольно ощутимо шлепнул меня по заднице.

— Я тебе не лошадь! — возмутилась я.

Он сморщил и вытянул губы трубочкой, изображая мой поцелуй.

— Ну так и я тебе не почтенная тетушка, — парировал он.

Я открыла входную дверь, вдохнула освежающий вечерний воздух и почувствовала, как свобода побежала по моим венам, как, наверное, бежит она у заключенного, наконец отпущенного на волю за хорошее поведение.

Рецепт неприятностей

1 часть лишенной мужского внимания женщины;

1 часть неудовлетворенного колоритного мужчины в поиске;

2 части жажды приключений;

по 1 щепотке «как-мне-все-надоело» и «буду-делать-что-хочу»;

3 капли одурманивающего аромата страсти.

Смешайте и дождитесь результата. Лучше отойти подальше (может взорваться).

К моему приезду вечеринка у ПП была уже в полном разгаре. Проходила она в одном из тех модных местечек в Сохо, где очередь в туалет обычно длиннее очереди в бар — слишком многим приходится постоянно «пудрить носик». (Сама я никогда не понимала прелестей кокаина. Я его пробовала пару раз, но с каждым вдохом в меня как будто просачивались депрессия и нервозность. А поскольку этого добра мне и так хватает, экзерсисы с кокаином потеряли для меня всякий смысл.) Уже подходя к двери, я сгорала от стыда за свою одежду, одергивая слишком короткую юбку и пытаясь скрыть пустоту в районе декольте. Весь наряд казался мне вычурным, неправильным и глубоко немодным, прямиком из восьмидесятых. И почему все мы застреваем в нашей юности, застываем в том отрывке времени, с которым у нас ассоциируется сексапильность?

По всему помещению распределились лондонские литераторы — болтающие, пьющие, вкушающие псевдопищу рабочего люда: крошечные кусочки рыбы с картофелем и сосисками. Повсюду виднелись экземпляры книги ПП, да и саму ее было трудно не заметить — красное платье-рубашка с большими белыми знаками «НЕ ВХОДИТЬ» на груди и лобке привлекало внимание. Внезапно мой собственный наряд перестал меня так уж раздражать. ПП, помимо удивительного умения предвидеть моду, обладает потрясающей внешностью и обширным количеством связей в Лондоне, благодаря чему ее первая книга «Как быть гейшей», вышедшая сразу после заката постфеминистической эпохи, обрела баснословную популярность. ПП училась вместе со мной и Рути в школе. Нашу дружбу, вообще-то довольно крепкую, подкосила зависть, пробившая наши отношения, как палочка леденец. В день вечеринки мне позвонила Рути и сообщила, что она нынче недостаточно добродушна, чтобы присоединяться к толпе подобострастных прихвостней. Она устала и мечтает завалиться в постель с книжкой, так что, может, я схожу туда одна? А за ней будет должок. — За тобой уже два десятка таких должков, — навскидку прикинула я, но Рути засыпала меня воздушными поцелуями и повесила трубку. В ответ я написала ей сообщение, предупреждая, что, если она не явится, я расторгну наш контракт о вечной дружбе, подписанный кровью тридцать лет назад у меня в саду.