Связанные судьбой - Ванесса Фитч Страница 10

Сирена пожарной тревоги резко зазвучала в тишине, но Джон оставался спокойным. Он взглянул на часы: сигнал, отмечающий полдень. Неизменная городская традиция.

— Какой сегодня день недели? — спросил Джон.

— Пятница, а что?

— В аптеке Гроулера в кафетерии по-прежнему подают по пятницам тройные гамбургеры в обеденное время?

— Несомненно.

— Тогда пошли. Я покупаю ланч, а вы расскажете подробнее о работе, которую так упорно мне предлагаете.

Жирная еда пришлась не по вкусу Джону. Он отодвинул пустую тарелку и положил локти на мраморный столик.

— Видите витрину с красивой надписью золотом?

Биллингс кивнул.

— Так что с этой витриной?

— Однажды ночью я запустил в нее кирпичом? Толстое стекло разлетелось на миллион осколков.

— Чем она вам не понравилась?

— Я взбесился, потому что старина Гроулер поймал меня, когда я стянул у него аспирин. Он наябедничал моему отцу, и я получил порцию березовой каши, — усмехнулся Джон.

— Но боже милостивый, зачем же воровать аспирин?

Джон потер ноющие виски кончиками пальцев.

— Я стащил аспирин для моей матери. У нее опять разболелась голова.

— Мигрень?

— Отец был проповедником старого типа. Он отрицал медицину. Господь, мол, позаботится — надо только обратиться к нему с верной молитвой. Маме никогда не удавалось найти эту самую верную. Она чуть с ума не сходила от головных болей. Она умоляла, чтобы я ей доставал лекарства тайком от отца.

Биллингс попытался скрыть удивление, но это у него не получилось.

— Ваш отец, похоже, был не совсем здоров.

— Он так не считал.

— А ваша мать?

— Отец был человеком со странностями, нетерпимым к тем, кто не разделял его сугубо личный взгляд на добро и зло. Она пыталась… Но, думаю, потом просто сдалась.

— Ну а вы? Он так же деспотически относился и к вам?

— Всякий раз, когда я переступал черту между допустимым и невозможным, он неукоснительно требовал раскаяния. Тогда я доказал отцу: от меня он никогда не дождется покаяния. К двенадцати годам у меня была такая скандальная репутация, что даже отец со своим красноречием не мог ничего объяснить прихожанам. Поэтому, как только мне исполнилось четырнадцать, он упаковал свою Библию, раздал мебель моей матушки и исчез из города. В одиночестве.

— А ваша мать?

— Она умерла, когда я был еще ребенком. Утонула в Норт-Ампква.

По словам отца, это был несчастный случай во время сильной весенней бури. Джон пришел домой из школы в тот день и услышал о трагедии от отца. Старый Тернер Стэнли даже нашел нужным вызвать сына из школы, чтобы мальчик мог в последний раз поцеловать свою мать, прежде чем ее забрали люди из погребальной службы. Когда сын добрался до морга, миссис Стэнли уже превратили в подобие восковой куклы.

— Мне стал ненавистен отец-самодур, и когда он уехал, я был только рад. Никто не указывал мне, что я должен делать, не морочил голову надуманными дикими правилами. Мне было очень хорошо. По крайней мере, так я говорил добродетельным ханжам, полным благородной решимости спасти меня от ада.

— Надеюсь, они не были похожи на отца Бетси?

Джон взял свой кофе, отпил глоток и поморщился. За разговором все остыло.

Ему говорили, что он плохо разбирается в людях. Немногие женщины, с которыми он был в интимных отношениях, находили, что он притягателен как мужчина. Другие в лицо называли его хладнокровным, лишенным темперамента, а за глаза и того хуже. Все, что говорили его «любовницы», имело справедливые основания. Джон держался сурово и отчужденно с теми, кого мало знал.

Он упорно вырабатывал в своем характере неприступную суровость, отстраненность, чем впоследствии оттолкнул от себя людей, которые искренне симпатизировали ему. А когда осознал тяжесть одиночества, скрываемого за хмурой физиономией и заносчивостью, то обнаружил, что просто забыл, как можно вести себя, чтобы все было совсем по-другому. Не понимал, что в доброжелательном отношении к окружающим его спасение.

— В те юные годы я считал человека чуть ли не самым отвратительным творением в мире, а кончил тем, что едва не начал его боготворить.

Джон соскользнул с высокой скамейки и вытащил из заднего кармана бумажник.

— А насчет заявления на пост начальника…

— Так, что?

— Куда посылать необходимые бумаги?

— Посылайте на имя председателя наблюдательного совета округа.

— А это кто?

— Я.

Лицо Биллингса расплылось в довольной улыбке. Он протянул руку Джону.

— Рад приветствовать вас в родных местах, начальник.

— Ничего не могу с собой поделать, старый Шон. У меня сердце болит за нее.

Бриджет добавила сливок в чай и тщательно помешала ложечкой. Всю последнюю неделю, как только Джон Стэнли был официально введен в должность начальника пожарной службы округа Грэнтли, город, кажется, не занимался больше почти ничем, кроме толков о возвращении блудного сына.

Те, кто знал Джона в детстве, возмущались, что у него хватило наглости появиться в городе. Иные, недавно приехавшие в Грэнтли, были довольны. Они гордились, что небольшой городок сумел привлечь к себе на работу прославленного батальонного командира пожарной охраны Сан-Франциско.

У каждого было свое мнение. У каждого, кроме Бетси. Она отказывалась обсуждать назначение Джона даже с близкими.

Потянувшись через стол, старый Шон побил черной шестеркой красную семерку. До полуночи оставалось несколько минут, и старинные друзья с аппетитом закусывали перед тем, как Бриджет запрет дверь, а Шон отправится в конец аллеи, где тридцать лет назад своими руками построил себе коттедж.

— Наша девочка — крепкий орешек, хотя и выглядит слабенькой, Бриджи.

— У меня красная пятерка. — Бриджет с отсутствующим видом бросила карту и отхлебнула обжигающе горячий чай. — Бетси плохо спит. Три ночи подряд я спускаюсь вниз и всякий раз вижу, как она сидит на крыльце и смотрит на реку.

Шон пошевелил бровями, обдумывая слова Бриджет.

— Она любила этого парнишку. И я думаю, он, несмотря на все его сумасбродные выходки, тоже любил ее.

— Если ты так считаешь, то ты еще глупее, чем думают некоторые самонадеянные люди, старый Шон О'Кейси.

— Он был на ее свадьбе. Ты знала об этом?

— Кто?

— Джон. Я видел его. Он стоял в отдалении, позади всех, и вид у него был странный, какой-то дикий. Похоже, ему было так больно, что потерял свое железное самообладание.