Летняя луна - Лаура Кинсейл Страница 10

– Но как же мое крыло…

– К дьяволу твое крыло! – Хлопковая блуза треснула, когда он наполовину обнажил ее плечо и поцеловал мягкую кожу подмышки. – Боже мой, какая ты чудесная!

– А вы разве не хотите снять сапоги? – робко спросила Мерлин. – Таддеус будет в ярости, если вы запачкаете покрывало.

Рансом поднял глаза и расхохотался.

– Я не переодевался перед ужином, так почему я должен переодеваться перед десертом? – Он снова прижался к ней. – Кроме того, у его светлости герцога Деймерелла никогда не бывает грязи на сапогах.

– Ох, – судорожно выдохнула Мерлин, почувствовав, как его твердая плоть снова вошла в нее, погрузившись на всю длину за один гладкий толчок. Руками он проскользнул под ягодицы и приподнял ее навстречу себе.

Тело Мерлин откликнулось волной возбуждения. Теперь она уже знала, чего ожидать, знала, куда ведет нарастающий ритм. Это было удивительное открытие, не менее изумительное, чем все другие открытия в ее жизни. Отдавшись этому чуду, Мерлин забыла стеснение, забыла о конструкции крыла и вообще обо всем на свете. Рансом целовал ее, и она целовала его в ответ. Его руки крепко сжали ее и увлекли за собой, когда он перевернулся на спину.

На этот раз все продолжалось дольше. Намного. Он стянул с нее блузу и сорочку и гладил ее плечи, шею, грудь… Мерлин трепетала. Она с трудом, неуклюже расстегнула пуговицы его рубашки, развязала галстук и обнажила гладкие, мускулистые шею и грудь. В сгустившихся сумерках увлажненная потом кожа казалась мраморной.

Искры возбуждения разбежались по всему телу и сгустились внизу ее живота. Неожиданно Рансом крепко прижал ее к себе и перевернул, снова подмяв под себя. Он снова и снова прерывистым шепотом повторял ее имя, и вдруг это слово перешло в низкий стон, его пальцы стиснули ее плечи, и он упал лицом в ее волосы.

Мерлин испуганно подумала, а вдруг от этого можно умереть, если легкие так и не смогут восстановить дыхание и восхитительная агония сожжет ее дотла. Но нет, после вспышки молнии и чувства падения она осталась жива, и спустя мгновение ощутила толчок его плоти, долгий и судорожный, и услышала, как Рансом застонал от восторга.

Он обнимал Мерлин и испытывал необычное чувство – смотрел на себя как бы со стороны. Мужчина и женщина, лежащие на кровати в сгущающейся тьме. Он знал, что удовлетворен, даже счастлив – так сильны были эмоции, только что захлестнувшие его. Он чувствовал, что ему приятно ощущать рядом ее спокойное дыхание.

Однако дневной свет угас, и вместе с ним Рансома покинули иллюзии. Он взял женщину, которая ему не принадлежала. Он только что нарушил все принципы приличия и чести, которых придерживался всю жизнь. Наслаждение обернулось нестерпимым отчаянием. Рансом ненавидел себя.

– Нет, – простонал он. Преступление уже свершилось, и преступник он сам. Это сделал он – человек, который должен был ее защищать. Его долг, его моральные обязательства, его честь как джентльмена…

Мерлина повернулась к нему, и в полумраке он разглядел, что она улыбается. Рансома охватило такое раскаяние, что хотелось завыть. Он уткнулся лицом в подушку и до боли сжал голову ладонями, чтобы хоть как-то сдержать стон отчаяния.

– Мистер герцог, – прошептала Мерлин, тронув его за руку. Не в силах справиться с голосом, он лишь промычал в ответ. – Мистер герцог, – сказала она немного громче. – Конечно, я нечасто выхожу из дому, но я никогда не встречала такого, как вы.

И тут Рансом рассмеялся. Он так хохотал, что кровать под ним заходила ходуном. Мерлин села и безрезультатно попыталась его успокоить, похлопывая по спине и нараспев повторяя «ну-ну, все хорошо», как будто бы он не смеялся, а плакал.

Да ему и хотелось плакать. В это невозможно было поверить. Никогда в жизни – ни в бреду, ни пьяным – не терял он контроль над собой и не давал воли своим страстям. Он привык всегда отвечать за свои поступки и не представлял, как может быть иначе. Рансома, сколько он себя помнил, всегда учили дисциплине. Ему постоянно внушали, что он должен понимать, к каким последствиям может привести данная ему власть, и должен отвечать за эти последствия. Объясняли, что его долг – пользоваться этой властью аккуратно и бережно.

Да, у него были слабости и желания, но пойти у них на поводу, обидеть невинную девушку, которая имела право ожидать от него защиты…

– О Господи! – Он снова уткнулся лицом в подушку. – О Господи! – стонал он. – В этой соли все-таки что-то было…

– Не думал, что доживу до этого, – сказал Таддеус и швырнул на стол перед Рансомом тарелку подгоревшего, приправленного томатом бекона. – Не думал, что посажу за свой стол ублюдка.

Рансом подавил желание выбить ему пару зубов, и так основательно прореженных жизнью.

– Не твое дело, – сухо ответил герцог. – Я сделаю все как надо.

– Нет, как раз мое дело, чертов извращенец. – На столе со стуком появилась чашка мутного, чуть теплого чая. – Я о ней заботился, именно я. Мы с Теодором все эти годы, честь по чести… А потом явились вы, одетый с иголочки джентльмен, с хорошо подвешенным языком… Что она знала обо всем этом?.. Ни разу даже не видела такого развратника, ни разу. Вы просто похотливый сукин сын…

– Хватит! – От ледяного голоса Рансома даже сам король Георг замер бы как вкопанный. – Я же сказал, что все исправлю.

Таддеус резким движением поставил решетку с остывшими ломтиками поджаренного хлеба возле тарелки Рансома.

– Сделанного не воротишь, – мрачно сказал старик. – Хотел бы я знать, как вы все это теперь исправите.

– Я на ней женюсь.

Таддеус замер на полпути к кладовке.

– Женитесь? Теперь?

Рансом не ответил. Со злостью он жевал свой завтрак.

– Когда? – настойчиво спросил Таддеус.

– Когда получу разрешение.

– Епископ Регли живет рядом, в Барнстейпле. Вы можете добраться туда за полчаса.

Рансом почувствовал, что краснеет. Боже мой, именно Регли, один из ближайших дедушкиных друзей. Он представил себе, как станет рассказывать свою историю этому высокомерному упрямому церковнику, станет просить, умолять его выдать разрешение на женитьбу… Нет, даже думать о таком унижении было мучительно.

– Я съезжу за разрешением в Лондон, – сказал он и ощутил отвращение от необходимости оправдываться перед каким-то слугой, который сует нос не в свое дело.

Таддеус развернулся и прошаркал обратно.

– Так не пойдет, сэр.

– Отстань ты, чертов старик, – резко ответил Рансом.

– Чертов подлец, – вторя ему, пробормотал Таддеус.

Рансом отодвинул стул и прорычал:

– Я женюсь на ней, понимаешь ты?! Что еще тебе нужно?!