Узники острова надежды - Кэролайн Кросс Страница 10

— Ужасно.

Определенно сейчас было самое время для небольшой разминки. В то время, как он был готов переплыть Берингов пролив или сделать еще что-то в этом роде, ему придется довольствоваться небольшой пешей прогулкой.

Доминик достал часы, привязал к поясу нож и бутылку с водой и передал вторую Лайле.

— Держись за моей спиной, — проговорил он. — Когда мы окажемся на шоссе, если ты услышишь человеческий голос, лай собак или шум мотора, немедленно прячься в кустах и жди, пока я за тобой не приду. Ты все поняла?

— Да.

— Тогда пошли. Чем больший путь мы проделаем, прежде чем прихвостни Кондесты обнаружат наше отсутствие, тем лучше.

Из-за густых зарослей им понадобилось пять минут на то, чтобы добраться до шоссе. Впрочем, эту грязную проселочную дорогу, ведущую от тюрьмы до небольшой деревушки, вряд ли можно было назвать шоссе.

В этой деревне его никто не видел, потому что он ехал через нее ночью. Там он надеялся раздобыть какое-нибудь транспортное средство. К тому времени, когда они с Лайлой доберутся туда, их уже хватятся.

Да, утро будет жарким. Но Доминик рассчитывал найти к утру какое-нибудь надежное укрытие и передохнуть там. Впрочем, если Лайла будет лежать рядом, заснуть ему вряд ли удастся.

За два часа пути они не вымолвили ни слова. Позади себя Доминик слышал тяжелое дыхание Лайлы. Это означало, что она с трудом поспевает за ним. Нельзя, чтобы она утомилась до такой степени, что не сможет идти завтра.

— С тобой все в порядке? — спросил он, замедляя шаг.

— Да.

Несмотря на это заявление, в ее голосе слышалось утомление. Было ясно, что она скорее будет идти всю ночь, чем признается в том, что устала. Впрочем, у нее внутри всегда был железный стержень. Она могла выглядеть хрупкой, но ее силы хватило бы на десять женщин.

— Давай передохнем, — предложил Доминик, остановившись.

Лайла ничего не сказала. Впрочем, почему она должна с ним разговаривать?

Наверное, она права. Доминик сделал глоток воды и долго смотрел по сторонам, прежде чем перевести взгляд на нее. И как раз вовремя, чтобы заметить, как Лайла, хромая, подошла к ближайшей пальме и оперлась рукой о ствол.

— Что с тобой?

— Ничего. Я просто наступила на колючку.

Приподняв согнутую ногу, она наклонилась, чтобы осмотреть подошву ступни. Доминик быстро подошел к ней.

— Где, черт побери, твоя обувь?

— На поясе, — тяжело дыша, ответила девушка.

— Зачем ты сняла ее?

— Потому что это сандалии. Мокрые сандалии с большим количеством ремешков. В них насыпался песок, и они стали тереть ноги. В них я не могла поспевать за тобой. Прости, я не хотела задерживать тебя.

— Черт побери, Лайла, ответственность лежит не на тебе, а на мне, то есть у тебя не должно возникать ни вопросов, ни идей. Ты поняла?

— Хорошо.

Доминик принес небольшое бревно и усадил на него Лайлу, затем достал из рюкзака аптечку. Сделав глубокий вдох, начал осматривать ее больную ступню. К своему огромному облегчению, он обнаружил лишь длинную колючку и небольшой волдырь на пятке.

Когда страх отступил, Доминик вдруг заметил, какая хрупкая у нее ступня, почувствовал нежность белой кожи…

— Все не так уж плохо, — произнес он, чтобы отвлечься от своих мыслей. — Немного антисептика и водонепроницаемая повязка — он вытащил колючку и помазал ранку йодом, — и твоя нога будет как новенькая. Завтра я раздобуду для тебя какую-нибудь обувь. Думаю, на сегодня достаточно. Через несколько часов рассветет. Нам нужно разбить лагерь и немного поспать.

— Думаю, я должна отблагодарить тебя, — хрипло сказал она. — Опять.

В этот момент Доминик и совершил роковую ошибку.

Он посмотрел на нее, и инстинкт самосохранения уступил место зову плоти.

Разве мог он, находясь так близко не видеть жилку, пульсирующую на ее горле, манящие розовые губы и блеск слез в глазах, опушенных густыми ресницами?

Эти слезы вызвал он. После того, как ей удалось сдерживать их в течение долгих недель, проведенных в заключении. После того, как она сделала все, о чем он ее просил, выполнила трюки, которые часто отказываются выполнять натренированные солдаты.

— Не надо плакать, принцесса.

— О боже. — Лайла прижала к глазам ладони. — Прости. — Смущенная, она опустила руки и попыталась улыбнуться. — Не буду. Обещаю.

Доминик понял, что пропал.

Застонав, он уступил желанию, которое, казалось, переполняло его вот уже целую вечность. Встав на колени, он наклонился вперед, запустил руки в волосы Лайлы и поцеловал ее.

Обычно Доминик считал поцелуи искусством. Исследовать женские губы, смаковать их вкус было наивысшим наслаждением.

С Лайлой все обстояло совсем по-другому. Целовать ее было настоящим спортом.

Когда их губы соприкасались, он начинал сходить с ума.

Так было с самого начала. Неудивительно, ведь тогда он был почти подростком, и его желание завоевать внимание красивой богатой девчонки было пылким и искренним. Но с момента их первой встречи оно усилилось во много раз. При ближайшем рассмотрении она оказалась даже красивее, чем он себе представлял. Стройная блондинка с манерами аристократки, хрупкая и ранимая.

Ему и в голову не приходило, что, однажды удовлетворив свое желание, он будет желать ее еще сильнее.

Но все вышло именно так. Молодость и самоуверенность не могут служить оправданием для отсутствия проницательности.

Несмотря на свой возраст, Доминик не был наивным ребенком. Он, словно цыган, часто менял место жительства и познал разных людей. Он работал с десяти лет. Это необходимость, когда в семье девять детей, мать умерла, а отцовского жалованья едва хватает, чтобы прокормиться.

У него был богатый сексуальный опыт, и он самонадеянно полагал, что знает все о противоположном поле.

Но он ошибался и получил доказательство во время их первого свидания с Лайлой.

В тот вечер Доминик заехал за ней на мотоцикле, старом «харлее», который они починили вместе с Таггертом. За исключением его первого спецзадания, это был единственный раз в жизни, когда он нервничал. Но ни за что бы не признался в этом, уговаривая себя, что всего-навсего идет на очередное свидание с очередной подружкой.

Этому заблуждению был нанесен серьезный удар, когда Доминик подъехал к огромным воротам особняка, портик которого был размером с гостиную в домике его отца.

И вот в дверях появилась Лайла. На ней были белые слаксы и бледно-голубая кофточка. Свои гладкие блестящие волосы она собрала в высокий конский хвост, в ушах блестели скромные жемчужные сережки. От нее пахло ванилью и мускусом, и это отличало ее от других девчонок, которых он знал.