Чувственность - Леона Арленд Страница 10

Глядя, как ее длинные пальцы впиваются в подлокотники кресла, Роналд поморщился. Она неистово защищает автора писем. Почему? И неужели судья действительно хочет, чтобы один любовник его дочери ловил другого?

Любовники… Роналд глубоко задумался. Мы — любовники.

— Все же я полагаю, вам не о чем беспокоиться, сэр, — сказал Роналд.

Он неожиданно заметил, что маникюр Памелы не так уж безупречен. Один ноготь был сломан, и на мгновение Роналд снова, словно наяву, ощутил, как ее ногти впиваются ему в плечи, принося сладкую боль, распаляя его…

— Автор этих писем безобиден, папа, — повторила Памела.

— Я не был бы в этом так уверен, — возразил судья. — Почему письма начали приходить одновременно с угрозами? Не думаю, что это простое совпадение. Скорее я уверен, что действует один и тот же человек. И он пытается втереться в доверие к моей дочери, чтобы причинить ей вред.

У Роналда были серьезные сомнения по этому поводу.

— Простите, сэр, но я считаю, что мисс Гарди права. Я не вижу связи между письмами и взрывом.

— Я потерял жену, — сказал судья, повернув седую голову к Роналду и прищурившись. — И я не хочу потерять еще и дочь. Она уязвима. Она не знает мужчин…

— В каком смысле? — не удержался от вопроса Роналд.

Джошуа вздохнул.

— Она никогда не была замужем…

Памела издала возглас протеста.

— Мистеру О'Коннелу совсем не обязательно знать подробности моей личной жизни!

— Уверен, что этот человек опасен для нее, — продолжал Джошуа, не обращая внимания на слова дочери. — Я обзвонил всех моих знакомых в Лондоне, прося совета, и…

Роналд слушал его вполуха, не отводя взгляда от Памелы. Внезапно ему мучительно захотелось коснуться ее волос — то, чего не удалось сделать прошедшей ночью. У нее были потрясающие волосы, он никогда не видел таких раньше. Роналд представил, как пальцы путаются в шелковистых прядях, когда услышал слово, которое вернуло его к реальности.

— Что вы сказали? Вы звонили премьер-министру?

— Я не называл должностей, — отозвался судья раздраженно. — Если бы слушали меня, вы бы это заметили. Для человека, который хорошо выполняет работу, подобную вашей, вы не слишком-то внимательны. Я всего лишь сказал, что множество высокопоставленных людей хотят быть уверены, что мы в безопасности. Мне нужно подтверждение того, что автор писем не тот же самый человек, что подложил бомбу и угрожал нам.

— Папа, — запротестовала Памела, — это не тот человек! Тот, кто писал письма, — незнакомец…

— До тех пор пока мистер О'Коннел не выяснит, кто он! — подвел итог разговора ее отец.

— Не могу в это поверить, — прошептала Марибель.

А Роналд, не очень хорошо отдавая себе отчет в мотивах своего поведения, сказал то, что и должен был сказать на его месте любой специальный агент, ответственный за безопасность людей:

— Я остаюсь, сэр.

* * *

Оставшись один в кабинете своей покойной жены, Джошуа Гарди вышел на балкон, откуда открывался вид на заснеженный сад. Будь здесь Памела, она ни за что не позволила бы ему закурить. Но он же, в конце концов, отыскал свою золотую зажигалку! Джошуа вынул ее из кармана, зажег трубку и поежился от холода.

Вдалеке, за деревьями, виднелись надгробные камни старого кладбища, которое вот уже полторы сотни лет становилось последним приютом всех, кто принадлежал к роду Гарди. Джошуа попытался прогнать грусть. Ему вдруг почудился серебристый смех Линды. Он взглянул вниз, на двор, где застыла под слоем инея бурая прошлогодняя трава.

Он вновь задумался о событиях, произошедших после того, как Роналд О'Коннел сообщил, что остается.

Памела, которая унаследовала железную волю своей матери, вцепилась в него как клещ, пытаясь заставить отослать Роналда обратно в департамент службы безопасности. Когда он отказался, начался яростный спор. В конце концов, он потерял терпение и заявил обеим женщинам, что с него довольно. Он сообщил, что знает, где Марибель провела эту ночь, а Памела в ответ обвинила его в излишней строгости и сказала, что он не может уволить Никалса, поскольку Марибель носит его ребенка… И тут разверзся ад. До этого момента шофер даже не знал, что его невеста беременна. Он немедленно решил, что та и не собиралась ему ничего говорить, раз уж до сих пор молчала. Швырнув на стол ключи от машины Роналда, разъяренный швед выскочил из кабинета.

Марибель разрыдалась, а Памела бросилась ее утешать, бросая на отца гневные взгляды. Джошуа вздохнул. Почему дочь не может понять, что он старается защитить ее и ее подругу? Обеим было по двадцать восемь лет — возраст, который шестидесятипятилетний судья Гарди даже не мог отчетливо припомнить.

— Я все-таки не идиот, — пробормотал Джошуа.

Он сразу догадался, что Памела сама писала себе эти письма, несомненно, для того, чтобы привлечь внимание Роналда О'Коннела, так как знала, что тот вскрывает почту. Она изменила почерк, но неужели всерьез полагала, что отец не узнает его? Или забыла, что он читал все ее сочинения с тех самых пор, как она пошла в школу?

Судья тяжко вздохнул. Неужели дочь считает своего старого отца таким дураком?

Памеле и Марибель по двадцать восемь, и обе до сих пор не замужем. Джошуа пожал плечами. Куда катится мир? Что случилось с нынешними молодыми людьми? Две красивые молодые девушки проводят субботние вечера за чтением женских журналов или уставившись в телевизор. Где же вы, господа доблестные рыцари?

Неожиданно у него заболело сердце — когда он подумал еще об одной женщине, чьи фотографии висели на стене в кабинете, за его спиной. Линда была его добрым ангелом. Его поддержкой и опорой. Она бы знала, что делать. Она была такой любящей, такой нежной! Ее смерть стала ударом для Джошуа, он не находил себе места и с головой ушел в работу, бросив Памелу на произвол судьбы. Если бы тогда он сумел взять себя в руки, дочь сейчас была бы иной. Может быть, она лучше училась бы в колледже. Может быть, никогда не связалась бы с Томом.

В глубине души Джошуа подозревал, что Памела вернулась домой, чтобы позаботиться о нем, и это только обостряло чувство вины. После всего, что случилось, Памела, похоже, сочла его слабым. И зря.

— Я, может быть, и стар, — произнес он, — но отнюдь не беспомощная развалина.

Джошуа был консерватором и приверженцем старых семейных ценностей. Да, он не слишком-то одобрял секс до брака, но, в конце концов, он не вчера родился. По правде говоря, он был не так уж возмущен самими письмами. Они отчасти даже позабавили его.

И еще Джошуа был в курсе всего, что происходит в его доме. Прошлой ночью он видел, как Марибель пробирается в комнату Никалса, и, позвонив в ее спальню, знал, кто снял трубку. Голос дочери так же, как и почерк, он узнал бы при любых обстоятельствах. В семь часов утра, когда Роналд О'Коннел вышел из спальни Марибель, растрепанный и ошеломленный, все окончательно встало на свои места.