Довольно милое наследство - С. А. Белмонд Страница 10

– Прости, но мне надо ехать в офис. Вот адрес, где будет оглашено завещание. Это квартира бабушки Пенелопы в Белгрейвии. Будет лучше, если мы встретимся там, а не приедем вместе. Я оставлю внизу свою машину с шофером, так что ты не заблудишься, а сам возьму такси.

Когда он упомянул о машине, я вспомнила, что хотела спросить его кое о чем.

– Джереми, – начала я, все еще немного колеблясь, – прости, что спрашиваю, но кто платит за все это? Отель, машина…

Он посмотрел мне в глаза.

– Ты, разумеется, – сказал он с ухмылкой.

Я скорчила мину, которая должна была означать, что хоть порой я и кажусь не от мира сего, но все же еще не полная идиотка.

Он протянул руку и взъерошил мне волосы.

– Контора, детка, – сказал он. – Твой отец настоял на том, чтобы оплатить перелет, но остальные расходы за мой счет. Твои родители, в конце концов, мои клиенты. Ладно, заканчивай сборы и давай не долго. В девять нужно быть на месте.

Я, конечно, была благодарна Джереми за щедрость, но его наставительный тон и намеки на мою непунктуальность напомнили мне о том, как он порой раздражал меня. Что-то в его надменной вежливости так и подмывало меня надеть маску дурно воспитанной американской шпаны – к коей я, разумеется, никогда не относилась, – лишь бы сбить с него эту спесь. Я помню, что, когда мне было девять, я много думала над этим и пришла к выводу, что он специально так себя ведет, чтобы заставить меня быть провокатором, поскольку в глубине души он был плохим мальчиком и хотел, чтобы кто-нибудь вытащил на свет божий его второе «я». Но вместо того чтобы проглотить наживку, я научилась добродушно подшучивать над его потугами, словно в словесный теннис с ним играла.

– Веришь или нет, – начала я своим привычным насмешливым тоном, – но я мастер по сдаче работ в срок. Я ведь все-таки в киноиндустрии работаю, а там время – деньги. И вообще, с твоей стороны это грубо, ничего не спросить о моей работе. Это довольно интересно.

Джереми удивился, потом покачал головой с притворным неодобрением.

– Только американцы с ходу спрашивают о работе, – проинформировал он и направился к двери. – Мы, европейцы, тоже об этом думаем, но никогда не спрашиваем сразу. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, у тебя нет знакомой симпатичной актрисы, с которой ты могла бы меня познакомить?

– Ларима, – автоматически сказала я. – Мы как раз заканчиваем картину, в которой она занята.

Джереми поднял бровь, явно заинтересовавшись:

– Правда? – Он наклонил голову набок, словно обдумывая предложение. – Нет, пожалуй, я не ее тип, – сказал он задумчиво. – Не хочу давать ей яхту для вечеринок. – Он ухмыльнулся. – Ладно, я пошел. Увидимся в девять. Не опоздай, – не удержался он уколоть напоследок и мягко закрыл за собой дверь.

Я посмотрела на часы, большую, отделанную золотом красоту на каминной полке с круглым перламутровым циферблатом, окруженным скульптурками в греческом стиле. Джереми был прав. Времени осталось немного. Я пошла в душ. Напор воды был хорошим, и я быстро пришла в чувство. А может, я пришла в себя от того, что Джереми ушел и я смогла здраво мыслить? В любом случае я только сейчас поняла, что забыла задать ему самый главный вопрос: что же двоюродная бабушка Пенелопа завещала нам?

Более того, думала я, растирая себя кремового цвета полотенцем, Джереми не вызвался рассказать мне ничего об этом. Может, существует какой-то закон, запрещающий разглашать информацию до прочтения завещания? Или он опять в европейском стиле ждет, пока я сама его спрошу, и только затем расскажет? Возможно, я уже провалила свой первый экзамен на зрелость. Но потом я сказала себе, что Джереми и его родители всегда стремились показать свое превосходство над окружающими; трюк заключался в том, чтобы не пойти у них на поводу, не потерять дар речи от смущения и не выставить себя дураком.

Довольная своими умозаключениями, я сложила ночную рубашку, блузку цвета слоновой кости, черные домашние тапочки и достала из чемодана пару новых носков. А еще достала сумочку из итальянской кожи, которую купила со скидкой, а потому по разумной цене. Одна пожилая дама, с которой я работала какое-то время, научила меня делать профессиональный макияж, так что я привела себя в порядок не спеша и со знанием дела. Волосы выглядели на удивление хорошо, хотя я только расчесала их. Никакого парфюма и самую малость украшений – только скромные серьги с бриллиантами и кулон с бриллиантом приличного размера, который подарили мне родители на окончание школы.

Ну вот, теперь все. Я посмотрелась в зеркало. Все выглядит как надо, кроме глаз. Уж слишком они честные и напуганные.

– Расслабься, – сказала я своему отражению. – Нечего перевозбуждаться из-за парочки набитых снобов.

Однако глаза все равно выдавали мое единственное желание – не выглядеть дурой перед родственниками. Возможно, я больше никогда их не увижу, и не хотелось оставаться в семейных преданиях дурочкой из Штатов. Например, Бедняжкой Пенни. Правда, ее было жалко? Она даже не знала, как себя вести! Нет, нет и еще раз нет. Я голосую за то, чтобы сохранить достоинство, чего бы мне это ни стоило.

Мы застряли в пробке, так что я начала волноваться. А зная, что я уже опаздываю, я начала не просто волноваться, но и по-настоящему паниковать. Атмосфера мрачной роскоши в автомобиле Джереми лишь усугубляла ситуацию. Но пожилой шофер умело вел автомобиль по перегруженному центру Лондона, сворачивая на боковые улочки, чтобы избежать заторов, и в итоге мы оказались в тихих переулках с аккуратными старыми домиками, безупречными газонами и аллеями. Мы остановились у дома с белыми колоннами в викторианском стиле. Вход украшали двойные двери со вставками из матового стекла.

– Вот мы и приехали, мисс, – сказал шофер одобрительно, словно разговаривал с испуганной кошкой, которая залезла в коробку и не желала вылезать.

Это был низенький жилистый пожилой мужчина со спокойной уверенной манерой общения. Я кивнула, смутившись, что он так легко раскусил меня, и посмотрела на наручные часы. Без семи девять. Не опоздала, но времени в обрез.

«Спасибо тебе, Джереми, за то, что надоумил следить за временем».

Я напомнила себе, что представляю здесь маму и потому просто не имею права все испортить. Так что, когда водитель открыл мою дверцу, я уверенно поставила ногу в туфлях на высоком каблуке на мостовую, выбралась, слегка покачнулась, но взяла себя в руки и твердой походкой пошла к городской резиденции двоюродной бабушки Пенелопы.

Дверь перед ней открыл трудолюбивый с виду парень лет двадцати пяти. Он был симпатичный, но немного встревоженный, с послушными, коротко остриженными волосами, в хорошо скроенном костюме, который делал его еще моложе. У парня был превосходный акцент. Такого никогда не спутаешь с прислугой. Он отошел, чтобы я могла пройти в вестибюль, откуда справа шла лестница наверх, в две квартиры, а слева – дверь в квартиру на первом этаже.