Птицы небесные - Вера Ветковская Страница 10

Наташа вымученно улыбнулась.

Она сразу решила, что больше никогда не заговорит с Катей о Викторе. Она не может допустить, чтобы хоть тень Катиного врожденного цинизма коснулась Вити.

Она покосилась на подругу, ловко отщелкнувшую недокуренную сигарету, и жалость к ней стиснула Наташино сердце.

«Скажу потом Кате, что мы с Виктором перестали встречаться», — решила она.

Весь год Катя посвятила себя сиротам и детдомовской теме. Колесников пытался пристроить ее передачу на телевидении, но там заявили категорично: «чернуха». Зато небольшую часть ее материала он сумел пробить в газету «Семья». И это была немалая удача. Катя даже не рассчитывала когда-нибудь увидеть свой труд напечатанным, пусть и в урезанном виде.

Работа сблизила их. Конечно, пока она не входила в ближайшее окружение шефа, как немногие старшекурсники, которые звонили ему домой и ездили с ним в командировки. Но первый шаг был сделан, она это чувствовала. Он проявил к ней пока чисто человеческий интерес, она уже не была одной из многих его учениц, и только.

У нее не было никаких планов обольщения Колесникова. Она не выстраивала в уме сценарий его постепенного приручения. Как многие женщины, она шла к нему на ощупь, с закрытыми глазами. В случае неудачи, а неудачу она не исключала, Катя не слишком бы расстроилась. Колесников по-прежнему остался бы на пьедестале — умным наставником, шефом, недосягаемым идеалом. Но она все больше привязывалась к нему. Она выросла без отцовской опеки и покровительства и всегда завидовала подругам, у которых были нормальные семьи.

— Мне нужен не столько возлюбленный и муж, сколько супруг, покровитель, который бы заботился обо мне, — задумчиво сказала она Наташе и вдруг без всякой связи добавила: — Ты знаешь, кажется, Колесников мне очень нравится. На семинар иду словно на праздник — сейчас его увижу, поговорю с ним. Потом два-три дня бодра и полна сил. Он действует на меня как допинг.

— Тебе нужна именно любовь, как всякой нормальной женщине. Ты строишь чисто рассудочные схемы и пытаешься по ним жить, — строго отчитала ее подруга. — Обожание своего наставника — нормальное ученическое чувство. Я своего тоже обожаю. И не придумывай, пожалуйста, что это нечто большее.

Наташа никогда не видела Колесникова, но относилась к нему с предубеждением. Во-первых, он старый. Во-вторых, наверное, потрепанный ловелас, раз живет один и долго не женится после смерти жены. Конечно, у него легион женщин. Журналисты почему-то представлялись Наташе ужасными повесами.

Вскоре она убедилась, что ошибалась в Катином шефе. Как-то они сидели в маленьком скверике у факультета журналистики. Распускались первые листья. Даже здесь, в самом центре Москвы, пахло весной. Катя достала было сигарету, но тут же поспешно ее спрятала. На ступенях стоял Колесников. Он любовался преобразившимся сквером и, казалось, наслаждался весенним воздухом.

Вместо того чтобы вежливо поклониться им издалека, Сергей Петрович вдруг решительно направился к их скамейке, присел и весело сказал:

— Можете доставать свою сигарету, Катя!

Катя покраснела. Только Наташа поняла почему: имиджу умной, строгой девушки был нанесен серьезный удар. Она представила Колесникову подругу: с детства жили на одной улице, с первого класса учились вместе.

— В Велиже? — спросил Сергей Петрович. — Я почему-то так и подумал.

Он откровенно любовался Наташей. И хотя Катя заметила в этом внимании чисто этнографический, а не мужской интерес, вдруг нечто похожее на змеиное жало больно вонзилось ей в самое сердце. Конечно, никто не может равнодушно пройти мимо этой русой косы и ямочек — впервые в жизни недобро покосилась Катя на подругу.

— Сударыни! — с насмешливой патетикой обратился к ним Колесников. — Такие дни Бог редко дарит нам. Чудо! Предлагаю пройтись Александровским садом, и я угощу вас мороженым.

«Сударыни» охотно согласились. «Все-таки он относится к нам как к детям», — с облегчением подумала Катя. Идя рядом с ними, она больше молчала. Колесников с теплотой заговорил о прекрасном городке Вел иже, где он не раз бывал, о его богатой истории. Наташка с жаром поддержала, она свой Велиж любила. Катя даже заскучала, никогда она не интересовалась историей своего родного захолустья. Она задумалась о себе, вспомнила почему-то Стаса, которого старательно избегала.

А когда очнулась, они уже с воодушевлением говорили о музыке. Они оба воодушевленные, с улыбкой подумала Катя. Она таких людей любила, но в меру. Ее уравновешенная, спокойная натура порой восставала против излишней чувствительности, безудержных эмоций и даже такой добротной воодушевленное™ культурных людей. Ишь как они спелись, удивлялась Катя. Ей было немного неприятно, что Колесников и Наташа оказались такими созвучными. Но эти недобрые чувства она старательно гнала прочь. Катя очень гордилась тем, что никогда никому не завидовала по-крупному. Никому не делала гадостей. А уж ревновать к мужчине лучшую подругу она считала низменным чувством. Это впору обывательнице, а не современной молодой женщине.

Колесников простился с ними у метро, галантно поклонился и преподнес по букетику фиалок. Фиалки окончательно сразили Наташу; она так и рассиялась на него своими широко распахнутыми голубыми глазищами.

— Ну, как тебе потрепанный ловелас, старый повеса? — ехидно спросила Катя, когда Сергей Петрович канул в толпе. Она была очень довольна впечатлением, произведенным на Наташу.

— Он благородный, тонкий, интеллигентный, — мечтательно перечисляла Наташа. — Таких людей очень-очень мало, и знакомство с ними — большая удача. Вот даже мой Москалев. У него прекрасная душа, но внешне он грубоват, может выругаться. А мы, женщины, все-таки неравнодушны к форме: для нас важны и внешность, и культура поведения, и манеры…

— Вот то-то, матушка. Ты думаешь, почему я тебе уже полгода твержу: Колесников, Колесников… Но ты слушаешь вполуха. Вбила себе с детства, что журналисты все безнравственные, часто недалекие. Я, правда, не лучше думаю об актерах.

На этот раз Катя прямо, в лоб, объявила подруге, что Колесников ей нравится и она мечтает его покорить. Но мечта, похоже, пустая. Этот орешек ей не по зубам. Она и раньше признавала, что существуют определенные социальные группы людей, или, как их называли, круги. Наш круг, не наш круг — то и дело слышала она. И только сейчас с болью поняла, что не принадлежит к кругу Сергея Петровича Колесникова, а стены между ними гораздо толще и непроницаемей, чем ей казалось раньше.

— О чем вы там говорили? — вспомнила Катя. — О каких-то танцах?

— Его любимый композитор — Рахманинов. Старушка на бульваре слушала по транзистору «Орфея», а там как раз передавали «Симфонические танцы» Рахманинова.

«Это именно то, чего мне не хватает», — вздохнула Катя. Стае читает книги, об авторах которых она раньше и не слыхивала: какие-то Розановы, Шестовы, Набоковы. Серьезную музыку она не то что не любит, просто как-то руки до нее не доходят. «Лунная соната» да «Щелкунчик» — вот, пожалуй, весь ее музыкальный багаж. «Однако мое невежество не мешает Стасику меня любить», — вдруг мелькнула лукавая мысль.