Алый лев - Элизабет Чедвик Страница 10

Хьюберт кивнул:

— Она была в Фонтевро, но успела к нему, потому что ехала день и ночь. Рана нагноилась. Он умер еще до того, как мы получили первое послание.

— Упокой, Господи, его душу.

С чувством какого-то душевного опустошения Вильгельм подумал, все еще глядя на печать королевы Алиеноры, что это может ее убить. Из пяти сыновей, что она родила, Ричард был ее любимцем — высокий, златовласый, величественный Ричард, ребенок, на которого она возлагала все свои надежды, с кем связывала свои мечты и кому отдавала львиную долю материнской любви. Четверо сыновей уже умерли, остались лишь капли на дне чаши.

— Ричард назвал своего наследника?

Архиепископ бросил в его сторону пристальный взгляд:

— Предположительно, да, но на этот счет имеются сомнения. Мир висит на волоске, а мы с тобой, Маршал, поддерживаем чаши весов. Он облизнул губы, но Вильгельм не понял, от удовольствия или от волнения.

— Если вы говорите, что он назвал наследника, какие тут могут быть сомнения? — резко спросил он.

Хьюберт разжал руки и протянул их к Вильгельму:

— Возможно, как и многие, стоящие на пороге смерти, он не хотел признавать, насколько она близко, пока не стало слишком поздно. В этом письме говорится, что единственным человеком, кто находился рядом с Ричардом и мог слышать его слова, был Вильгельм де Броз, и он утверждает, что Ричард назвал своим наследником Иоанна, но можем ли мы верить словам де Броза?

— А разве есть причина не верить?

Архиепископ скривил губы:

— Де Броз так же редко говорит правду, как моет руки перед едой.

Вильгельм не понимал, почему для Хьюберта это так важно. Де Броз был соседом Вильгельма по ирландским владениям и уэльсским болотам. До сих пор он проявлял себя как человек грубовато-сердечный, недалекий, иногда эгоистичный, но, тем не менее, дружелюбный и миролюбивый:

— Королева Алиенора ему верит.

— Это в ее интересах, — резко сказал архиепископ. — Иоанн — ее сын.

— Разумеется, но я не вижу, о чем здесь спорить, — Вильгельм махнул рукой. — Взгляните на это с практической точки зрения, милорд. Это письмо — все, что у нас есть на сегодняшний момент, и в нем говорится, что Ричард назвал Иоанна своим наследником. Вы не можете подвергать сомнению слова де Броза до тех пор, пока он не вернется с похорон, а это будет только через несколько дней; мы не можем терять столько времени.

Выражение его лица было далеко не радостным, однако архиепископ не мог не признать, что выход из их затруднительного положения найден. Вильгельм продолжал гнуть свое:

— Иоанн — взрослый мужчина, сын короля, за последние пять лет проявивший себя как доблестный воин. Он знает эту землю и этих людей, он родился и вырос среди них. Предположим, что Ричард назвал бы своим наследником Артура, что бы мы получили? Мятежного безусого мальчишку, который не знает ни Англии, ни Нормандии, ни Анжу и живет под каблуком у французов. Неужели вам действительно хочется жить, подчиняясь марионетке, которой управляет Филипп французский?

— Все верно, Маршал, но мы могли бы помешать его влиянию на мальчика. Мы можем сломать его и обуздать, как молодого скакуна, в то время как Иоанн… — слова повисли в воздухе. — Мы оба достаточно имели с ним дел, чтобы знать, что он за человек. Твой собственный брат служил ему и попал из-за этого в большую беду.

Вильгельм сжал губы в ответ на попытку Хьюберта Вальтера воздействовать на него, напомнив о старшем брате. Иоанн Маршал погиб, защищая Мальборо, когда принц Иоанн поднял в Англии восстание, пользуясь отсутствием Ричарда.

— Мой брат знал, на что идет, когда выбирал свой путь, — голос Вильгельма зазвенел, и архиепископ понял, что за эту струну лучше больше не дергать.

Хьюберт взялся за подбородок.

— Нам нужно хорошенько обдумать наш путь, Маршал. У нас есть единственная возможность все изменить, а к утру ее уже не будет.

Вильгельм помедлил с ответом, но не потому, что усомнился в своем решении. Скорее, эта пауза была нужна ему, чтобы собраться с силами.

— Семь лет назад я уже стоял перед выбором: Артур или Иоанн. Ричард был в крестовом походе, а епископ Илийский старался подготовить почву, чтобы посадить на трон Артура, если Ричард умрет. Я тогда отказался ему помогать и сейчас отказываюсь, потому что Иоанн больше годится на эту роль.

— Ты стоишь на очень скользкой лестнице, — предупредил его архиепископ.

Слова Хьюберта заставили Вильгельма вспомнить об осадной лестнице в Мильи. Он чуть не улыбнулся, хотя ничего смешного в этом не было.

— Надеюсь, сейчас у меня уже хватит опыта не упасть.

Хьюберт надул губы, помедлив, затем вздохнул и взмахнул руками, словно сдаваясь:

— Как хочешь, Маршал, но я думаю, что ты будешь жалеть об этом своем решении больше, чем о любом другом.

— Но вы согласны?

— Я принимаю это, — мрачно поправил его архиепископ. — Твое доброе имя хорошо известно английским лордам, твое влияние простирается широко, и, если ты поручишься за Иоанна, ради тебя они примут его сторону. Нормандцы примут Иоанна охотнее, чем Артура, потому что не доверяют бретонцам и французам. Лучше иметь дело со знакомым драконом. Я не могу плыть против двух столь сильных течений.

Он жестом подозвал слугу, чтобы тот снова наполнил чашу, стоящую рядом с ним, и еще одну для Вильгельма.

— Что ж, выбор сделан, и теперь остается только решить, как нам лавировать между опасными берегами.

Вино было крепким, как любил архиепископ. Острый запах специй кольнул ноздри Вильгельма, и он чуть не закашлялся от глотка, который сделал из вежливости.

— Нужно забрать Иоанна из Бретани, — сказал он, с усилием проглотив вино. — Как только бретонцы услышат об этом, они сделают все, чтобы он не попал в Нормандию.

Хьюберт оставался невозмутимым:

— Двое моих лучших людей готовы к путешествию, их кони оседланы, они ждут. Они найдут Иоанна и смогут доставить его сюда в безопасности, прежде чем против него смогут выступить бретонцы.

Вильгельм отставил свою чашу, нёбо щипало почти невыносимо. Он не позавидовал бы тому, кто оказался бы врагом могущественного и печального Хьюберта Вальтера. Если бы они приняли другое решение, эти двое всадников направлялись бы в Бретань с сообщением для Артура, а принц Иоанн никогда бы больше не увидел неба даже в окне темницы.

Была поздняя ночь, догорели все свечи, кроме одной — на высоком железном светильнике у кровати. Поддерживая головку Вальтера левой рукой, Изабель укачивала его и кормила грудью. Было приятно проводить вот так время с сыном, просто сидеть молча и наслаждаться этим. Вальтер был в том очаровательном возрасте, когда дети начинают улыбаться и узнавать взрослых. Одной маленькой ручкой он крепко вцепился в прядь ее волос, а глазами следил за ее взглядом. Скорее всего, волосы у него буду светлые, а глаза голубые, как у нее, а не карие, как у Вильгельма. Она пела ему ирландскую колыбельную, которую ей и ее брату в детстве пела ее няня, Эйна. Она не знала, что означают слова, но они были нежными, а мелодия мягкой и распевной.