Цветы на снегу - Дмитрий Грунюшкин Страница 10

С такими мыслями она спустилась по ступеням и толкнула тяжелую металлическую дверь заведения.

Сразу у входа в бистро на диванчике «под кожу» сидел охранник в камуфляжной форме, без малейшего проблеска разума на тоскливом лице, и гипнотизировал волнистого попугайчика в клетке. Попугай с живым любопытством разглядывал своего визави, поочередно наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Временами он вспискивал, видимо пытаясь наладить контакт с близким, как ему казалось, по разуму существом. Но все его попытки оставались безуспешными. Гардероба в заведении не наблюдалось. Охранник тоже на появление новой посетительницы никак не среагировал, в отличие от птички, неумелой трелью попытавшейся что-то Анне Петровне рассказать о своем тяжком житье-бытье.

Анна Петровна прошла в зал, если так можно было назвать полутемное узкое и вытянутое в длину помещение с барной стойкой в дальнем конце. Бистро было почти пустым, и это вполне устраивало Анну Петровну. Она выбрала маленький столик недалеко от входа, главным образом из-за его близости к батареям отопления. Сняла пальто, встряхнула его, сбрасывая снег, набившийся в пушистый воротник, положила на свободный стул и задумалась, пристроив подбородок на сцепленные руки.

Ветер на улице снова разошелся не на шутку. Даже сюда, в подвал, проникали его шквалистые завывания. Самая подходящая погода, чтобы погрустить и поотчаиваться.

Девушка-официантка с усталым лицом и в вязаной жилетке поверх форменной блузки обслуживать гостью не спешила. То ли это не самое роскошное заведение излишне навязчивым сервисом вовсе не страдало, то ли озябшая пожилая женщина не производила впечатления солидного клиента, готового поделиться своими деньгами с услужливым персоналом. Впрочем, и это тоже вполне соответствовало желаниям Анны Петровны. Торопиться было абсолютно некуда.

Наконец официантка заметила нового посетителя, подхватила со стойки папку с меню и быстрым шагом подошла к столику.

— Хотите что-нибудь покушать? — поинтересовалась она неожиданно тепло и любезно, без малейших признаков общепитовской развязности, когда у клиента всегда остается подспудное ощущение, что он чего-то официанту задолжал и не может уже несколько лет вернуть.

— Спасибо, милая, — улыбнулась Анна Петровна. Ей определенно сегодня везло на хороших людей. Жаль только, что встречи эти происходили не совсем по ее воле, а из-за горьких обстоятельств. — Боюсь, что вашим меню я вряд ли смогу воспользоваться. Могу я вас попросить чашечку чаю?

— Погано на улице, да? — передернула плечами девушка. — Сейчас сделаем. Я лучше тут ночевать останусь, чем в такую мерзость выходить. Бррр!

Через пару минут перед Анной Петровной оказалась довольно приличных размеров чашка с чаем. А официантка, отмахнувшись от благодарности, вернулась к стойке болтать с барменом. Анна Петровна осталась снова один на один со своими тяжелыми мыслями, грея озябшие руки с покрасневшими пальцами о горячую чашку.

Она пыталась вспомнить, когда Рита стала такой… злой, резкой, циничной и бессердечной. Когда почти тринадцать лет назад ушел ее первый муж, настоящий отец Димки? Да нет, ее сильно ударила эта измена, но именно после нее, собрав всю волю в кулак, она стала той самой сильной женщиной, которая тащила на своих плечах и себя, и не по годам развитого сына, и часто пропадавшую на гастролях мать, и своего нового избранника, которого Анна Петровна про себя называла то Сатиром, то Козлобородом. Мать понимала, как сложно дочери, и старалась изо всех сил облегчить ей хотя бы домашнюю жизнь. Тем более что Анна Петровна была всегда очень хозяйственной, а вот Рита из всех блюд могла более или менее удачно сварить только магазинные пельмени, а порой и лапшой быстрого приготовления не брезговала, лишь бы к плите не подходить.

Может, тогда, в середине девяностых, когда после сокращения на работе ей довелось год торговать на рынке и мотаться в туретчину за товаром? Такая работа мало способствует восторженному взгляду на жизнь.

Наверное, она просто надорвалась. Никто не знает, чего ей стоило вырваться с этого рынка и сначала стать хозяйкой пары палаток, потом магазина, а сейчас заведовать целой сетью, причем на паях с реальным хозяином, а не только за зарплату. Да, мать взяла на себя все заботы по дому, почти расставшись со сценой и лишь изредка заменяя кого-то на подмостках, но она и раньше это делала. А вот хлопот с возрастом стала доставлять все больше. Да, Димка подрос, и ему больше не нужно подтирать под носом и кормить с ложечки. Но с пятнадцатилетним охломоном на самом деле проблем гораздо больше, чем с малышом. Маленькие детки — маленькие бедки… И еще не скоро он станет мужчиной и возьмет на себя часть семейного груза. Если вообще возьмет. Вот Анатолий как-то подставлять плечо совсем не спешит. Да, он в хорошей фирме, зарабатывает что-то около тысячи долларов. Но, во-первых, на эту работу его Рита пристроила, и сама зарабатывает несколько больше. А во-вторых — разве в деньгах дело?!

Рядом нет мужчины! Даже не так — МУЖЧИНЫ! Такого, как ее Алексей, отец Риты. Он был простой инженер, но это был настоящий мужчина, сильный, надежный. Его ничуть не напрягало то, что его жена — известная актриса, что она мотается по гастролям, что у нее спектакли очень поздно, что ее в фильмах и на сцене целуют другие мужчины. Он был ужасно «головастый» мужик и мог вычертить схему хитрого механизма, покопавшись в нем несколько минут, распознать по звуку неполадку в моторе или придумать новую схему слива в унитазном бачке, а главное — заставить сантехника ее сделать. Потому что сам ничего сделать не мог: «не в то место боженька руки пришил», — смеялся он и ничуть от этого не комплексовал. Рак. Проклятый рак согнал его в могилу больше десяти лет назад. А все как будто вчера было.

Да, наверное, в этом и есть причина. Тот, первый муж Риты, тоже был сильным. Но он не был надежным. Он был как снег, как дождь, как ветер… Он даже женился на ней только через год после рождения сына. Прожил чуть больше полугода с ними и ушел. Не за какой-нибудь вертихвосткой увязался, не водка его увела, не деньги. А просто пришел, встал на колени и сказал: «Отпусти ты меня, Рита! Не могу я так — на одном месте, без дороги. Меня небо зовет, море, тайга, степь. Помру я в клетке. Отпусти. Я потом, может, вернусь». И отпустила его Рита, не держать же. Только возвращаться запретила. И деньги принимать отказалась.

А Анатолий и так не может, ему в клетке хорошо, уютно, сытно. Только разве можно женщине без мужчины? Без МУЖЧИНЫ? Немудрено, что она на стену лезет. Как же ее винить за это? Дочь ведь, кровинушка родная, жалко ее, бедолагу горемычную.

Жалко. Только делать-то что дальше? Простить? Да уж давно простила, еще дверь за собой не захлопнула — а уж простила. Вернуться? Глаза Анны Петровны сверкнули. Любила она сильных мужчин, была домашней хозяйкой — но вот слабой женщиной точно не была. «Ослица селивановская, — смеялся ее Алексей, когда она вдруг начинала упрямиться и упираться, — такую в стойло кнутом и голодом не загонишь, только лаской да морковкой». И меняться на старости лет Анна Петровна ну никак не собиралась. К тому же правда была полностью на ее стороне.