Песчинка на ветру - Светлана Щурова Страница 10

Вот эта девочка доставила мне немало хлопот. Бунтовщица открытая! Что на уме, то и на языке. Если не понимает материал, сразу начинает заниматься своими делами. Делает кораблики из исписанных листов, вырывая их прямо из тетрадки, причём на моих глазах! Точит карандаши, достаёт из портфеля календарики, перебирает их. На мой вопрос: «Граминская, почему не слушаешь?» – ответит: «Я ничего не понимаю! Мне папа дома объяснит. Вы не переживайте, Нина Александровна, домашку я сделаю!» Именно эта девочка была словно лакмусовая бумажка для меня. Потеряла интерес – значит, я плохо подготовилась к уроку. Значит, и другим не интересно. Но уж если Марина слушает, – считай, работа сделана на отлично! «Человек-настроение» – так вы её прозвали? Есть настроение – вокруг будет радостно, светло и приятно, нет у Марины настроения – словно тяжёлые тучи опускаются на души всех, кто рядом… Лерочка, ты общаешься с Мариной?

– Так, созваниваемся иногда. Она учится на медицинском, я тебе говорила. Пару раз виделись, собирались у Люды. Она нисколечко не изменилась, даже косу не обрезала! В последний раз, по телефону, говорила, что замуж собирается. Обещала позвать на свадьбу.

– Да этим летом, похоже, вы все замуж повыходите! Людмила наверняка за Славу выйдет. Она такая умничка! Эта девочка хватает всё на лету, знания для неё как воздух. Учиться ей легко и приятно. Любит покой и уединение, если и заведёт друзей – то на всю жизнь. Умеет слушать. Сама, правда, тараторка ещё та, но это всё от избытка чувств. Вы сейчас в таком возрасте – прекрасном, юном! Всё хочется знать, всё попробовать. Будьте подольше такими! А Людочка – из неё со временем выйдет замечательная жена и мать, понимающая, заботливая, готовая всю себя отдать семье.

– Мне так нравятся её глаза, – Валерия погладила кота, тёршегося уже минуты две у её ног, – медово-карие, миндалевидные! И прямые волосы до плеч, тёмного, почти чёрного цвета. Она словно сошла с картины Ремзи Таскирана – настоящая восточная красавица! – она взяла кота на руки. – Слушать она умеет, это ты верно заметила. Мне и её слушать нравится. Да, иногда она захлёбывается словами, но ведь все – по делу. Она не просто так тараторит, всё у неё всегда с умом… Так всё-таки, мам, мы начали-то с тобой про святки!

– А, да, меня в этом возрасте тоже влекло и волновало будущее. Так же в святки мы гадали с подружками. Ничего не меняется. Девушки во все времена одинаковые – сентиментальные мечтательницы! Я тогда хотела уйти к соседке, но вы так настаивали, чтобы я осталась… Милые мои! Помню, гадали по муке, по серебряным ложкам, по воску на воде. Но ты ведь имеешь в виду другое, верно?

– Да, мамуль. Я всё время думаю о той ночи. Ведь я видела и потом описала в зеркальном коридоре именно Максима! А мы тогда не были знакомы… Даже как-то становится жутковато от этого. А помнишь, когда мы с девчонками стояли на балконе и я спросила незнакомца, проходящего мимо, как его имя? Ты помнишь, что он мне ответил?

– Ну, милая, это судьба!

– Мам, неужели всё это – правда? Действительно есть судьба? – Валерия серьёзно посмотрела на мать.

– Солнышко моё, конечно, есть! И твой случай это доказывает. Ты же не думаешь, что всё в жизни хаотично? В нашей жизни есть определённый порядок, законы, нам не ведомые, но от этого не менее действенные. Твоя судьба была предопределена ещё до твоего рождения, понимаешь? Мы иногда можем чуть-чуть приоткрыть завесу и увидеть будущее. Кто-то не придаёт этому значения, кто-то, наоборот, во всём видит некие знаки судьбы. Но суть не в этом. Порядок нельзя изменить. Невозможно спорить с судьбой! Это, конечно, моё сугубо личное мнение. Ты можешь попробовать доказать обратное, но пойми, мы – лишь песчинки в этом огромном мире. Как может песчинка сопротивляться силе ветра? Вот именно – никак. Иди ко мне, моя маленькая наивная девочка! – Нина Александровна протянула руки.

Валерия села рядом с матерью, отдалась в родные объятия и положила голову ей на грудь.

10

Лейтенант Бахарев поднимался по заплёванной лестнице хрущёвки следом за участковым. Капитан Корнеев, коренастый мужичок предпенсионного возраста, в засаленной форме, тяжело дышал и задерживался на площадке после каждого пролёта лестницы. Сегодня он позвонил к ним в отдел прямо с утра – кто-то из местных забулдыг похвастал ему, будучи в состоянии между «в дрова» и «под газом», что в восемнадцатой квартире лежат автоматы. Как – откуда узнал? Скорее всего, у обладателя арсенала так же по пьянке развязался язык.

«Синька до добра не доводит», – подумал лейтенант, глядя себе под ноги.

– Всё, на месте. Восемнадцатая, – тихо сказал капитан.

Старлей, старший оперуполномоченный и начальник Макса, протиснулся вперёд и, обращаясь к участковому, так же тихо попросил:

– Иваныч, ну, ты знаешь, давай!

Стук в дверь.

– Кто, мля? – женский голос.

– Проверка паспортного режима, участковый капитан Серебряков.

Невнятное и злое бурчание, щелчок замка.

– А фули вас так много?

– В сторону отошла! Гражданка Макарова? Паспорт готовьте. Кто ещё в квартире есть?

Макс следом за старшим прошёл в тесную прихожую. Воняло перегаром и гнилыми тряпками. Похоже, что в последний раз тут убирались предыдущие жильцы. Если бы не табачный дым, слоями стелившийся в спёртом воздухе, его бы просто вырвало. «Нельзя в такие адреса прямо с улицы заходить. Надо сначала в подъезде кошачьей мочой подышать, привыкнуть», – подумал он.

Однако Иваныч, похоже, чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он решительно вошёл в единственную комнату и по-военному гаркнул:

– Подъём! Строиться!

Макс увидел из-за его спины, как с помойного вида дивана, застеленного таким же ковром, поднялись три тощие фигуры. Укурки, не иначе. На глаз он дал бы им по четыре года анашистского стажа. Очень действенная «диета».

– Паспорта готовим, граждане тунеядцы.

Граждане выглядели растерянными. Не пьяными, не накуренными, но в то же время какими-то странно ошеломлёнными. Они, как в замедленном кинофильме, начали шарить себя по карманам, метаться то туда, то сюда, нарочито громкими голосами, с притворной весёлостью, спрашивая друг друга, где что лежит.

– Слышь, Макс, чую, неспроста они какие-то нервные, – тихонько сказал старлей. – Иди-ка, возьми на кухне стульчик и глянь на антресолях, чё там.

Максим прошёл на кухню, столкнувшись с гражданкой Макаровой, уже державшей наготове паспорт в грязноватой обложке, изображавшей доллары. Американский президент презрительно и высокомерно посмотрел на лейтенанта.

– П-простите, мне стул нужен.

– Табурет, – машинально поправила его гражданка и вдруг как-то съёжилась. – А чего?

Макс решил, что пора брать пример со своих нагловатых старших товарищей.

– Макарова, пропустите! – сказал он каким-то чужим голосом, стараясь придать ему как можно больше грубости.

Она подчинилась.