Самая счастливая осень - Идиллия Дедусенко Страница 10

Услышав что-то в ответ, горячо возразил:

— Так бывшая же, бывшая! Ну, подумаешь, не развелись. Они душою разошлись… Я понимаю, несмотря ни на что, Лариса твоя подруга, но все-таки ты напрасно сказала ей про дочь. Мы же сами толком ничего не знаем, этот факт еще надо подтвердить. Как. как… Не знаю, как. Но хотя бы встретиться. А? Нет, родная, я паинька. Не волнуйся, это же не Париж.

Андрей слушал разговор, не перебивая, но с явным вниманием.

— Ты упомянул Ларису…и мою дочь?

— Твою, твою. В прошлый раз я по неосторожности брякнул…дескать, нашли Андрюшину дочь, так Юлька Ларисе сказала, а та забеспокоилась.

— А ей-то какое дело?! — взъерошился Андрей.

— Вот и я то же самое сказал. У Ларисы теперь своя жизнь. Какое ей дело до твоей дочери?

В палату доносились звуки танцевальной музыки.

— Тут, кажется, дискотека, — сказал Павел. — Тысячу лет не танцевал. Не хочешь потоптаться, кости размять?

— Потоптаться не хочу, но можно посмотреть, — ответил Андрей, цепляясь за дискотеку как за возможность отвлечься от тревожных мыслей.

Народу в зале было не очень много, и друзья, стоя у порога, рассматривали публику. На удивление здесь не оказалось Фаины, зато профессор Остапенко, сидя в кресле, поблескивала очками, с самым серьезным видом разглядывая танцующих. Павел подошел к ней и как бы между прочим поинтересовался, где ее соседка по столу.

— Она уехала с группой отдыхающих в Архыз.

— А как же мы? — обиженным тоном спросил Павел.

— А что вы?

— Может, мы бы тоже поехали, но нам никто не сказал.

— Объявления читать надо, — категорично посоветовала Остапенко.

Разочарованный Павел вернулся к Андрею и изрек:

— Скучища здесь.

— Это потому, что ты сосредоточил внимание на науке, — съязвил Андрей, указывая глазами на профессора Остапенко. — Лучше посмотри вон туда. Три девушки с такими длинными ногами, как тебе хотелось.

— Почему-то расхотелось, — скучным голосом ответил Павел. — Пойдем лучше телевизор смотреть.

Пятницу и два выходных дня, почти свободных от процедур, друзья провели, в основном, в экскурсиях и походах по музеям. Лишь в понедельник утром они вновь встретились с Фаиной за завтраком. Веселая, полная энтузиазма, она сияла не только блеском своих великолепных зубов, казалось, что сияние исходило и из ее глаз, и от кожи, чуть подзолоченной горным солнцем.

— Ну, слава Богу, — обрадованно приветствовал ее Павел, — вы на месте. А то мы тут без вас не знали, что нам предскажут звезды.

— Это так важно? — спросила Фаина. — А может, лучше не знать своей судьбы на-пе-ред?

— Почему?

— Чтобы не жить на-прас-ны-ми ожи-да-ни-ями. Предсказания чаще всего не сбываются, зато ожидание тревожит. И, к тому же, неинтересно жить без неожиданностей.

— Да вы мудрая женщина, — не то удивленно, не то восхищенно сказал Павел. — Не откажитесь быть нашей наставницей. Нам все-таки нужна путеводная звезда на оставшееся время, чтобы мы не потратили его понапрасну.

Андрей не узнавал друга. Привыкший идти по жизни непринужденно, всегда готовый превратить все в шутку, Павел на этот раз, кажется, желал упрочить отношения с женщиной своих лет, а может, и постарше, видимо, рассчитывая на продолжение, хотя им осталось провести в санатории чуть больше недели. Самого Андрея подтачивало тревожное ожидание встречи с дочерью. Да с дочерью ли? К ожиданию примешивалось и сомнение. Его отношение к девушке, которую он мельком увидел из окна, никак не укладывалось в какое-нибудь четкое понятие. Жизнь скучна без неожиданностей, сказала Фаина, но ведь не всякая неожиданность может оказаться приятной.

Приняв уже назначенные процедуры, друзья записались к психотерапевту. Оба. Павел сказал, что ему-то консультация не нужна, но он будет представлять собой группу поддержки для Андрея. Впереди них оказались две женщины, и друзья сели чуть в отдалении в кресла. В холле показалась Фаина. Павел сразу встрепенулся, даже приподнялся в кресле и с явным желанием остановить ее сказал:

— Что там на Млечном пути? Какие неожиданности подстерегают моего друга в кабинете психотерапевта?

— Покой, — изрекла Фаина, не останавливаясь, и Павел с сожалением опустился в кресло, а женщина прошла дальше.

Заметив странную перемену в поведении Павла, Андрей сказал:

— По-моему, она уже не кажется тебе занудой.

— Видишь ли, мы здесь как вакууме. Не с профессором же Остапенко беседовать о предначертании звезд.

— Так ты для этого завоевываешь расположение Фаины? Но она, кажется, не торопится пойти на сближение.

— Друг мой, — назидательно заговорил Павел, — женщину надо постепенно приучить к мысли о том, что она тебе нужна.

— И что ты готов для нее при этом сделать?

— Ты не понял. Она нужна мне как духовная опора, как посошок. Женщины вообще выносливее мужчин, потому и живут дольше.

Из кабинета вышла отдыхающая и, обратившись к мужчинам, сказала:

— Врач просит зайти следующего.

Андрей поднялся и решительно пошел к двери. Войдя в кабинет, остановился на пороге, внимательно всматриваясь в профиль девушки. Но вот она повернула голову и с едва заметной улыбкой сказала:

— У вас такой вид, будто вы готовитесь к корриде.

— Решительный? — уточнил Андрей, все еще не двигаясь с места и продолжая рассматривать лицо девушки.

— Проходите, садитесь в кресло, — пригласила врач.

Андрей сел, не отрывая глаз от ее лица. Он пытался найти знакомые черты, уловить свет лучистых глаз, но не находил. Перед ним сидела незнакомка, красивая, спокойная, доброжелательная, но…совсем чужая. Она не была похожа на Тину, но все же что-то едва уловимое напоминало ему почти забытую девушку далеких лет. Может, выше обычного вскинутые брови или чуть приподнятые уголки губ? Андрей и самому себе не мог бы объяснить, почему он так старательно искал в лице этой девушки черты своей любимой. Впрочем, все понятно. Это Фаина утверждает, что Татьяна — дочь Тины. А вдруг ошибается? Вдруг эта девушка не имеет никакого отношения ни к Тине, ни тем более к нему?

— Вы еще долго будете меня разглядывать? — спросила Татьяна, и вдруг знакомая летучая улыбка промелькнула на ее губах.

Андрея будто током ударило. Вот оно! Эта улыбка принадлежала только одной на свете девушке, и значит, та, что сидит напротив, вероятнее всего, ее дочь. Но его ли?

— Когда же я услышу, наконец, «жалобы турка»? — спросила врач все с той же летучей улыбкой.

— Какого турка? — спросил Андрей, с трудом отрываясь от своих мыслей.

— Да вы не склонны к юмору.