Любовь и мороженое - Дженна Эванс Уэлч Страница 10

Я прокашлялась.

– Я бы с радостью почитала о том, как она проводила время в Италии.

– Конечно, – смягчилась Соня. – Наверное, для этого она его и отправила. Чтобы ты смогла пережить то же самое. Может, ты почувствуешь связь с матерью, гуляя по тем же местечкам во Флоренции.

– Возможно.

Если я не разрыдаюсь на первой же странице и не отброшу книжку.

– Лина, я очень рада, что ты к нам приехала. Обязательно заходи ко мне посмотреть на фотографию Хедли. – Соня подошла к лестнице и обернулась: – Чуть не забыла. Фиалки лучше поить снизу. Наполни поддон водой и поставь в него горшок. Так они не получат слишком много жидкости. Уверена, они уже хотят пить.

– Спасибо. И… эм… простите за все эти вопросы.

– Ерунда. И твоя мама мне очень нравилась. Она была особенной.

– Это правда. – Я замялась. – Можете не рассказывать о нашем разговоре Говарду? Не хочу, чтобы он думал, будто я… ну… на него сержусь. – Или завязываю беседы, которых стоило бы избежать.

– Я – могила, – кивнула Соня. – Но пообещай, что поговоришь с отцом. Он замечательный человек и наверняка ответит на все твои вопросы.

– Хорошо. – Я отвела взгляд, и на пару секунд над нами повисла тишина.

– Пока, Лина.

Она спустилась на первый этаж и вышла из дома, а я так и осталась стоять, уставившись на дверь своей комнаты. Она буквально светилась срочностью. И паникой.

Это всего лишь один из ее дневников. Ты сможешь. Ты сможешь. Я пошла вдоль по коридору, приближаясь к двери, но в последний момент резко обернулась, и фиалки опасно задрожали.

У меня в руках умирающие от жажды цветы. По крайней мере, по словам Сони. Сначала позабочусь о них. Я протопала вниз по ступенькам. Пришлось дважды заглянуть во все шкафы, чтобы отыскать большое неглубокое блюдо, которое могло сойти за поддон для цветка.

– Пей, приятель, – сказала я, наполнив блюдо водой (R) и поставив в него горшок. Не похоже, чтобы мои фиалки нуждались в компании, но я все равно уселась за кухонный стол и принялась их разглядывать.

Я не оттягиваю время. Правда.

Мама увлекалась дневниками. Вообще-то она много чем увлекалась: бикрам-йогой, фургончиками с едой, ужасными реалити-шоу… А однажды ей в голову ударила блестящая идея готовить домашние маски для лица, и мы целый месяц ходили измазанные в кокосовом масле и пюре из авокадо.

Но дневники… Они никогда ей не надоедали. Пару раз в год она заходила в наш любимый книжный магазин в центре Сиэтла и тратилась на пухлую кожаную записную книжку, а потом месяцами заполняла ее своей жизнью: фотографиями, записями, списками покупок, идеями для фотосессий, старыми пакетиками из-под кетчупа… всем, чем только можно.

И вот что странно: она давала их читать. Даже незнакомцам. И людям нравилось. Может, потому, что ее дневники были оригинальными и смешными и прочитавшему их казалось, что он только что побывал в Стране чудес или вроде того.

Я зашла в свою комнату и встала у кровати. Дневник лежал на подушке, ровно по центру, и придавливал ее, как стопка кирпичей. Видимо, Соня боялась, что иначе я его не замечу.

– Готова? – спросила я вслух. Конечно, я была не готова, но все же взяла его в руки. На мягкой кожаной обложке красовалась большая золотая геральдическая лилия. Этот дневник совсем не походил на те, что я видела.

Я глубоко вдохнула и открыла книжку, отчасти ожидая, что на меня посыпется конфетти, но из страниц вылетела только парочка брошюр и обрывков билетов, а еще пахнуло плесенью. Я подобрала с пола выпавшие бумажки и принялась листать дневник, не обращая внимания на записи и разглядывая фотографии.

Вот мама перед старинной церковью, камера висит на плече. А вот она улыбается, сидя за громадной миской лапши. А вот… Говард. Я чуть не выронила книжку. Конечно, он есть в ее дневнике. Я ведь не образовалась из воздуха. Но все же… Мой мозг отказывался представлять их вместе.

Я внимательно изучила фотографию. Да, это именно Говард. Молодой, с длинными волосами (и это что, татуировка у него на плече?), но точно он. Они с мамой сидят на каменных ступеньках, у нее короткая стрижка, яркая помада в стиле старого Голливуда и увлеченное выражение лица.

Я рухнула на кровать. Почему она сама не рассказала мне про отношения с Говардом? Неужели решила, что дневник справится лучше нее? Или волновалась, что я не готова?

На секунду я задумалась, а потом все же бросила дневник в ящик прикроватной тумбочки и резко его задвинула. Я и правда была не готова.

Пока что.

Где-то в глубине кладбища заорала сигнализация автомобиля, и этот шум обрушился на меня тысячей крошечных Глорий. Головную боль вам предоставили «Смена часового пояса и стресс». Спасибо, Италия. Я перекатилась на другой бок и подняла взгляд на часы на стене. Три часа дня. А значит, оставалось убить еще до смешного много времени.

Я лениво вылезла из кровати, открыла чемодан и неохотно в нем прибралась: рубашки задвинула в правый угол, штаны в левый, посередине пижамы… Я не особо старательно паковала вещи, и валялись они как попало. Покончив с уборкой, я вставила в рамки с тумбочки пару фотографий моей мамы, обулась и вышла на улицу.

Я не знала, куда идти, и какое-то время просто сидела на крыльце и раскачивалась из стороны в сторону. Отсюда открывался отличный вид на мемориал – длинное, невысокое здание с нитью гравировок. Бьюсь об заклад, это и есть Стена без вести пропавших. Перед ней возвышался столб, увенчанный статуей ангела с оливковыми ветвями в руке. Его фотографировали двое мужчин, один из которых заметил меня и приветливо мне помахал.

Я помахала в ответ, спрыгнула с крыльца и пошла в противоположную сторону. Меня не хватит на очередных Йоргенсенов.

Я быстро нашла ворота, ведущие на холм за кладбищем. Соня не шутила – он и правда был крутым. Уже второй раз за день я вспотела до ниточки, но все равно заставила себя бежать дальше. Я одолею тебя, холм! Когда я добралась до вершины, у меня горели ноги и легкие. Я готова была упасть на колени, но тут мое внимание привлек глухой звук. На холме я была не одна.

Незнакомый мне парень пинал футбольный мяч. Мой ровесник, может, чуть постарше, и ему следовало бы постричься еще месяца три назад. Одет он был в шорты и спортивную футболку. Мальчик катал мяч по ноге и напевал себе под нос итальянскую песенку (или что там играло у него в наушниках?) Я задумалась. Смогу ли я ускользнуть, пока он меня не заметил? Может, скатиться с холма?

Поздно. Мы встретились взглядами. Надо бы идти своей дорогой, а то покажусь ему чокнутой. Я кивнула и поспешила прочь, как будто опаздывая на встречу. Ничего особенного: наверное, итальянцы постоянно бегают на важные встречи по верхушкам холмов.

Парень снял наушники, и до меня донеслась громкая музыка.