Храм любви при дворе короля - Виктория Холт Страница 10

У Джейн появились достоинство и уверенность. Ходя по дому, она напевала песенки.

Супружеская жизнь действительно хороша, и Джейн была счастлива.

* * *

В один из летних дней 1505 года на свет появилась Маргарет.

В четыре года Маргарет узнала, что такое страх. До тех пор мир был очень радостным, и правил в нем тот, кого она любила больше всех, – ее отец.

Несчастной она ощущала себя лишь когда его не бывало дома. Без отца старый дом с темными лестницами, укромными уголками и нишами казался совсем другим. Маргарет, сидя на диване у окна, ждала его возвращения, глядела на аптеки и бакалейные лавки с мыслью, что они совсем другие, не те, в которые она заходила с отцом, держась за его руку, и он объяснял ей назначение специй и лекарств, наполняющих воздух запахами. В глазах Маргарет все было совсем по-другому, если с ней нет отца.

Услышав, как он смеется – девочка почти всегда слышала сперва его смех, а потом голос – она чувствовала себя так, будто нашла верный ответ на вопрос, мучивший ее за уроками. Подбегала и становилась перед ним, чтобы он поднял ее на руки.

Отец спрашивал:

– А что моя Маргарет выучила сегодня?

Она с жаром отвечала и откидывалась назад, чтобы видеть, доволен ли отец. Угодить ему для девочки было самым важным на свете. Ей страстно хотелось разговаривать с ним по-латыни; она считала, что обрадует его этим больше всего.

– Мег, – однажды сказал он ей, когда остался особенно доволен ее ответом, – подумать только, что когда ты родилась, мы ждали вместо тебя мальчика!

– А я для тебя лучше любого мальчика, правда, папа?

– Мои девочки лучше любых мальчиков на свете.

Ей казалось, что отец хочет сказать – моя Мег лучше, чем любые мальчики; но он имел в виду и других дочерей – трехлетнюю Элизабет с двухлетней Сесили; Томас не раз твердил себе, что любить одного ребенка больше остальных отцу не должно. А Маргарет знала, что отец обязан всегда поступать, как должно. Она еще маленькая и не такая хорошая, как он; ей можно любить одного члена семьи так, что если привязанность ко всем остальным сложить вместе, это будет словно луна в сравнении с великим солнцем любви к нему. Однако Маргарет не спрашивала, любит ли он ее больше всех; она это знала; и он знал о ее любви к нему. Это была их тайна.

Иногда Маргарет заходила в комнату, где отец сидел с друзьями, он сажал ее на колено или на стол. Старые люди с серьезными лицами глядели на нее, и отец говорил:

– Маргарет докажет вам, что я прав. Она еще маленькая, но вот смотрите… смотрите.

Потом задавал ей вопросы, она отвечала. Гости удивлялись:

– Неужели этой девочке так мало лет?

– Эта девочка убедит вас, друзья, что женский мозг не уступает мужскому.

И с улыбкой наклонялся к ней.

– Мег, они не верят, что ты способна учиться. Говорят, раз ты девочка, эта задача не по твоей голове. Ты должна доказать, что они не правы. Если не докажешь, они скажут, что я оправдываю свою фамилию. Так как Морос… по-гречески дурак; и если ошибусь, решат, что я ее достоин. Мег, ты не позволишь им смеяться над своим отцом?

– Нет, папа, – отвечала она, хмуро глядя на гостей. – Они не будут над тобой смеяться. Мы им покажем, кто дураки.

Они улыбались, заговаривали с ней, и Маргарет отвечала им как можно лучше, сердце ее колотилось, ей было страшно, что она поведет себя, как маленькая девочка, а не юная образованная женщина почти пятилетнего возраста. Ею владела твердая решимость спасти отца от насмешек друзей.

Так что уроки были для нее больше, чем решение простой задачи; она видела в них свое предназначение. Она должна была справляться с ними.

– Нельзя так подолгу сидеть над книгами, – говорила ей мать. – Иди… поиграй с Бесси.

Но если Маргарет играла с Бесси, игра сводилась к учению; она считала, отцу хочется, чтобы все его дочери были умными. Нельзя, чтобы одна была знающей, а другие невеждами.

Однако Маргарет надеялась, что Элизабет и Сесили не смогут учиться так легко, как она, потому что ей хотелось оставаться самой умной из отцовых дочек.

Таким образом она еще в четыре года стала на удивление образованной девочкой.

Как-то отец привел домой девочку ее возраста – маленькую и робкую.

Маргарет услышала его голос и побежала навстречу; обхватила руками его колени; потом с серьезным видом уставилась на девочку, стоящую рядом с ним, держась за его руку.

Отец присел на корточки, и головы всех троих оказались на одном уровне. Обнял обеих девочек.

– Маргарет, – сказал он, – я привел тебе подругу. Дочь хотела ответить, что подруга ей не нужна. Все ее время занято уроками; и у нее есть две сестры, с которыми можно поиграть. Если бы она хотела нового члена семьи, то мальчика, тогда можно было бы доказать отцовым друзьям, что отец прав, говоря, что девочки способны учиться не хуже мальчиков.

Но она понимала, что нельзя заставлять девочку чувствовать себя нежеланной, так как это огорчит отца.

– Ее, – продолжал отец, – тоже зовут Маргарет. Это мое любимое имя.

Тут Мег улыбнулась и с любопытством поглядела на девочку, которую зовут так же.

– Мег, эта Маргарет будет жить с нами.

– Нельзя, чтобы в доме были две Маргарет, – сказала ему дочь. – Ты позовешь меня, а она сочтет, что ее.

– Моя мудрая маленькая дочка! – Он весело рассмеялся, но Маргарет поняла: отец заметил, что она обиделась, и покраснела, так как знала, что огорчит его этим.

– Одной из нас придется дать новое имя, – торопливо сказала она.

– А какие имена еще есть? – спросил он. – Пег. Дейзи. Мег и Маргет. Да, но у нас уже есть Мег и Маргет в нашей Маргарет. Есть Мерси. Одной из вас придется менять имя, так ведь?

– Да, – ответила Маргарет. У нее слегка задрожали губы. Она понимала, чего ждет от нее отец, и знала, что ей будет невыносимо слышать, как отец зовет ее именем другую девочку. Он тоже это знал и поэтому хотел, чтобы она сама отдала свое имя этой девочке.

«Отдавать приятнее, чем получать». Отец часто повторял им это. И не раз говорил ей: «Да, моя Мег, если б люди понимали, что наибольшую радость доставляет бескорыстный поступок, то мир наполнился бы неэгоистичными людьми и, возможно, сама бескорыстность стала бы корыстной».

Он смотрел на нее, и она понимала, что должна принести жертву.

– Я… я буду Дейзи или Мерси. Отец поцеловал ее.

– Моя Мег… моя милая Мег, – произнес он. Девочка подумала, что отец в последний раз назвал ее этим именем и что она навсегда запомнит, как при этом звучал его голос.