Ночь с красавицей - Лора Райт Страница 10

Он на руках отнес ее в спальню, откинул одеяло, опустил ее на кровать, укрыл и уселся в старое кресло-качалку.

Лунный свет лился на фарфоровую кожу, освещал длинные ресницы и неотразимые губы. Шрам на лбу побагровел и тем не менее не портил ее. Да, пожалуй, ее ничто не могло испортить.

Он откинулся на спинку кресла и вытянул ноги, скрестив лодыжки. Несколько минут он тихо смотрел на нее, чтобы убедиться, что она не вскочит в ужасе, пробужденная каким-нибудь кошмаром. Ведь он пообещал защищать ее.

Но вскоре у него веки сомкнулись.

Ангел стояла на стареньком крыльце и настраивала себя на путешествие в город. Справа над матово-желтыми горами, кое-где сверкавшими чистейшей белизной, вставало солнце. На мгновение она прервала сборы, чтобы полюбоваться, как Господь возвещает наступление нового дня.

Шрам над бровью напоминал о себе не болью, а только легким подергиванием. Но и этого достаточно, чтобы задуматься, задаться вопросами…

Веки ее опустились, и в этот короткий миг перед ней предстала другая горная цепь, не освещенная золотым солнцем, а окутанная густым туманом. И Ангел ощутила свою связь с этим видением, словно тысячу раз она глядела на этот пейзаж с жестокой тоской в сердце.

Испытанное чувство привело ее ум в смятение. Настолько, что она поспешно открыла глаза, гоня наваждение прочь.

Что она только что видела?

Это ее родная страна? Или любимое место отдыха? Или детская греза?

И откуда эта острая тоска?

Солнце близилось к зениту своего могущества, освещая окружающий пейзаж. Но даже это величественное сияние не в силах пролить свет на сомнения, дать ответы на вопросы.

Все больше вопросов.

Однако что бы ни означал образ укутанных туманом гор или ощущение одиночества, теперь ей ясно, что возвращение памяти недалеко.

Ангел ждала прилива счастья, легкости в теле, но, как ни странно, испытала только легкое недоумение.

И более ничего.

Она вздрогнула. А вдруг ее прошлое столь исполнено ужаса, одиночества, что ей захотелось забыть его? Она сглотнула слюну. Или же дело в том, что настоящее так потрясающе интересно, что ей хочется смотреть лишь в будущее?

— Ранкон накормлен, напоен, соломы ему хватит на весь день. Ты готова, Ангел?

Она резко обернулась и увидела, как ее «настоящее» выходит на крыльцо — с рюкзаком и скаткой с бельем за плечами. Ее защитник. В дорожных сапогах, джинсах, тенниске и синей фланелевой рубахе, суровый и красивый. Дэн готов ко всему, судя по его обличью.

Ее взгляд остановился на его поясе.

И к опасности готов.

Она приблизилась к нему.

— У тебя там пистолет или…

— Можешь не договаривать, — перебил Дэн, вскинув бровь.

— Что ты хочешь сказать?

Он взглянул на нее, понял, что она спрашивает всерьез, и очень сухо сказал:

— Ничего.

Но она спросила вновь:

— Дэн, у тебя пистолет?

— Да.

Тревога разлилась в ней.

— Ты считаешь, сейчас нам в дороге нужна страховка?

Лицо у него потемнело и одновременно, без сомнения, зажглось. И тут же это выражение пропало.

— Сейчас, как и всегда в дороге. — Он вынул из-за пояса чудовищный черный предмет и опустил его в кожаную кобуру. — Она со мной всегда.

— Она? — в изумлении переспросила Ангел.

— Быстрая, безотказная, смертоносная. — В его глазах появился чувственный блеск, когда он прижал к себе пистолет. — Разумеется, она, моя подружка.

Внутри у нее вспыхнул огонь — и погас. Перед ее мысленным взором проплыла рука, та самая рука, что ласкала сейчас несущее смерть оружие; она как будто прикасалась к ее коже и жгла ее.

Она устыдилась своей беспричинной реакции, сумела выдавить кривую улыбку и не удержалась от ехидного замечания:

— По-моему, меня оскорбляют.

Дэн ухмыльнулся.

— Не на что обижаться, это же комплимент. Дураком бы я был, если бы сомневался в женском могуществе.

— Могущество — ладно, но ты произнес слово «смертоносная». Наверное, убивающая сердце.

— Голову, — возразил он, не сводя с нее пристального взгляда. — Рядом с нужной ему женщиной — или ненужной, это как посмотреть, — мужчина может потерять рассудок.

Они стояли близко друг к другу, и между ними пробегали электрические разряды. Дыхание Ангел участилось, колени ослабли, когда она почувствовала свежий запах Дэна; но хуже всего то, что ее манили эти неотразимые губы.

Если она сделает шаг, протянет руку, прикоснется к нему, чем он ответит? Может быть, его рука инстинктивно потянется к оружию? Или он позволит ей трогать его мышцы, пробор жестких волос, острые скулы — все то, к чему ее так влечет?

Летний ветерок, прошелестев, отозвался в ней новым, захватывающим приливом.

— Ангел, ты готова идти?

Жар желания отступил при этом не очень нежном толчке. Сердце у нее ухнуло вниз, и она кивнула. А что ей оставалась? Не говорить же: «Нет, не готова — ни идти в город, ни узнать правду о себе!» Разве можно сказать, что она хотела бы остаться здесь до тех пор, пока к ней не вернется память? Разве можно сказать, что с ним, рядом с ним она чувствует себя защищенной, взволнованной, живущей полной жизнью и не желает расставаться с этими удивительными ощущениями?

Серьезно и внимательно она наблюдала за тем, как Дэн осматривает ее рюкзак, проверяет замки, взвешивает в руках.

Конечно же, ничего подобного она ему не скажет. Он ясно дал понять, что не нуждается в обществе, тем паче в обществе беспомощной овечки, ничего о себе не помнящей.

Она прикусила язык и позволила Дэну закрепить рюкзак у нее на спине. А еще приходилось сдерживать дрожь, когда его пальцы прикасались к ней.

— Не тяжело?

Его дыхание щекотало ей ухо. Она тряхнула головой.

— Совсем нет.

За завтраком он заявил, что сам понесет девяносто процентов груза. Она пыталась было сказать, что справится, но он не пожелал слушать.

Дэн — упрям, опасен, одинок и умопомрачительно сексуален. Он нужен ей весь, и помоги ей Бог.

Завтра она расстанется с Дэном и больше никогда его не увидит.

— Ты уверена, что готова? — спросил он в третий раз. Ангел заставила себя кивнуть. Она понимала, что Дэн говорит о пешем переходе, а не о том, чтобы оставить его дом, его самого.

— Уверена.

От красоты леса перехватывало дыхание. Ангел пробиралась вслед за Дэном по тропе, по обеим сторонам которой росли осины и сосны. Надо же, эти деревья настолько непохожи, а вот выросли рядышком, как родные. Свет предвечернего солнца пробивался сквозь хитросплетения ветвей, и оттого казалось, что с ними на тропе находится еще один спутник. А ветерок, их ласковый союзник, раскачивал каждый лист, каждую иголку, смешивая источаемые ими запахи в один изысканный аромат.