Ашерон - Шеррилин Кеньон Страница 100

Она сомкнула его губы, прежде чем он успел сказать какое-то ругательство.

— Я люблю вас обоих, а теперь будь паинькой и хорошенько заботься о своем госте.

Только его жена могла относиться к нему так и быть такой небрежной с его телом, но так как она держала в своих руках его сердце, то он был готов для нее на все. Он поцеловал ее палец.

— Я так по тебе скучаю.

— Мне тоже тебя не хватает. Но я скоро буду дома.

Скоро… ага, как же. Но Аид ничего не мог изменить. Он мрачно кивнул, а потом ругнулся, когда она растаяла перед ним. Будь она неладна эта сука, Деметра, за то, что прокляла их жить по полгода порознь. Но сейчас у него были гораздо большие проблемы, чем его теща. Около шести футов в высоту, этот бог-убийца определенно был одной огромной проблемой.

25 июня, 9527 г. до н. э.

Дидимос.

Аполлими стояла на скалах у моря, где тело Апостолоса валялось на куче сломанного мусора, обдуваемая ледяным ветром, который уже растрепал ее призрачно-бледные волосы и прижал ее траурное черное платье к рукам и ногам. Ее дорогого сына выбросили сюда, как будто он был ничем. Ничем… Непролитые слезы мучили ее. Она была настолько холодной внутри, настолько разбитой, настолько… не было слов, чтобы описать то мучение, которое вызывала у нее картина сына, лежащего вниз лицом в воде, покинутого и забытого. Выброшенного прочь. После всего того, что они сделали с ним, эти люди даже не захотели устроить ему достойные похороны. Ослабев от своей боли, Аполлими упала на колени в воду и вытащила его со скал на берег. Не имея больше сил терпеть это, она закричала так, что птицы сорвались со своих веток.

— Апостолос!

Но он не слышал ее. Его тело было таким же холодным, как и ее сердце. Его серебряные глаза были распахнуты и застыли, и даже сейчас в них бушевало грозовое небо. Несмотря на весь ужас его смерти, черты Апостолоса все равно были такими безмятежными. И они были прекрасны. Даже больше, чем мать может надеяться. Она увидела в его лице себя, увидела, как ее надежды насчет него претворяются в жизнь. Он был так идеально сложен. Такой высокий и сильный… А они распотрошили его. Измучили. Осквернили и унизили ее сына. Ее драгоценного малыша. Давясь рыданиями, она провела рукой по глубокому разрезу у него на груди, чтобы закрыть все. И только тогда, когда ее сын снова был идеальным, она позволила своим слезам вырваться наружу, Аполлими прижалась губами к его щеке, чтобы поцеловать и поплакать над ним. Она впервые держала его с того самого момента, как вырезала его из чрева. Прижав его ближе, Аполлими убаюкивала его на пляже и дала волю всему тому ужасу, что был у нее внутри.

— Я пыталась защитить тебя, Апостолос, — дышала она ему на ухо, — я пыталась изо всех сил.

Она обмякла, а ее попытки привели лишь к тому, что сделали его жизнь просто невыносимой. Желая помочь ему и при этом, зная, что было уже слишком поздно, она тщетно схватила его руки, чтобы согреть их. Если бы только он мог посмотреть на нее, услышать ее голос. Но этого уже никогда не произойдет. И Аполлими никогда не услышит, как он называет ее мамой. Это было выше ее сил.

— Пожалуйста, — выдохнула она, — пожалуйста, вернись ко мне, Апостолос. Клянусь, что в этот раз я сберегу тебя. Я не позволю никому причинить тебе вред. Пожалуйста, малыш, я не смогу жить, зная, что убила тебя. Я не смогу. Посмотри на меня, прошу тебя!

Но Апостолос не мог этого сделать, и Аполлими прекрасно знала это. Если бы только она обладала такой силой, чтобы вернуть его к жизни. Но в отличие от его отца, она была рождена от разрушения, смерти, мора и войны. Это были ее дары этому миру. Аполлими ничего не могла сделать, чтобы вернуть того, кого любит больше жизни.

— За что? — она закричала в небеса.

Где эти Ктонианцы сейчас и почему не требуют крови за смерть ее бесценного дитя? Почему они не выступили на стороне Апостолоса? Потому что им плевать. Всем вокруг плевать, кроме нее. Ксиамара, которая старалась изо всех сил, чтобы защитить его. Ксиамара, ее самая близкая подруга. Только в ней она могла быть уверена, как в себе. Они были ближе, чем сестры, чем мать и дочь. И теперь ее тоже нет с ней. Аполлими осталась одна. Абсолютна одна. Она прижала голову своего сына к груди и закричала так громко, что этот крик разнесся ветром до самых холмов Атлантиды.

— Будь ты проклят, Архон! Будь ты проклят!

Как он вообще мог утверждать, что любит ее? Как он мог позволить Апостолосу умереть такой смертью? Пережить столько боли? С разбитым сердцем, она зарылась лицом во влажные белокурые волосы своего сына и рыдала до тех пор, пока у нее не иссякли слезы. А потом ярость поднялась в ней и пустила свои корни прямо в ее сердце. Их обоих предали те, кто должен был любить и прославлять их. А теперь настало время расплаты и для Калосиса. Настал тот час, когда ее сын вернется домой, где ему самое место, чтобы заставить их, так называемую семью пролить свою кровь за такое предательство. Тщательно продумав свой план, Аполлими одела сына в черные погребальные одежды, подходящие его статусу. Это было его право от рождения. Как сын Разрушительницы, его символом было солнце, отождествлявшее ее, которое пронзали три горящие стрелы его силы. Он не был мусором. Он был атлантским богом. Апостолос был сыном Разрушительницы. Подняв его с поверхности и взяв на руки, она перенесла их двоих назад домой в Катотерос. Это был остров, окруженный другими островами. Он был захватывающе прекрасен, и в человеческой реальности не нашлось бы такого места, которое могло бы сравниться с этим островом. Остановившись на самой высокой точке, где ее мать, Северный Ветер, задула в ее честь, Аполлими осмотрела просторы, хозяином которых должен был стать Апостолос. Острова сверкали в прекрасном свете солнца, как будто пытались согреть ее ледяную кожу. Все это было тщетно. Остров, справа от нее, вмещал райские земли, где отдыхали души атлантских людей, в ожидании реинкарнации. Другой, слева от нее, занимали Шаронте до ее изгнания — в отличие от семьи, ее демоны остались верны ей. Они все последовали за ней в Калосис, а остров перед ней должен был стать домом ее сына. Но ее внимание сейчас было направлено на другое, на вторую по высоте точку Катотероса. Ту, которая управляла и объединяла все острова. Там был возведен зал богов. Зал Архона. Ее взгляд потемнел, Аполлими перенесла их туда, снаружи огромного мраморного зала, который был таким высоким и горделивым, что казалось, смотрит сверху вниз на весь их мир. Музыка и смех доносились до нее. Музыка и смех. Не обращая внимания на то, что из-за них произошло и что их в скором времени ожидало, боги устроили праздник. Чертов праздник. Она чувствовала присутствие каждого бога. Все они праздновали, смеялись, радовались и хорошо проводили время. А ее любимый сын был мертв… Мертв! Ее мир разрушился, а они все равно смеялись. Прижав Апостолоса поближе, Аполлими взлетела по ступенькам с обманчивым спокойствием и широко распахнула двери с помощью своих сил. Белая мраморная гостиная была окружена статуями богов, которые стояли в четырех футах друг от друга и от древних стен. Ее сердце колотилось от жажды мести. Аполлими прошла через центр гостиной, где в полу была выгравирована ее эмблема солнца. Когда она пересекла ее, то сменила на символ Апостолоса. Одна за другой, его стрелы могущества пронзили ее символ. Основными цветами теперь стали красный и черный, которые символизировали ее печаль и его пролитую кровь. Не сомневаясь, она направилась прямо к золотым дверям, которые вели в тронный зал Архона. В зал, где боги устроили пиршество, пока ее сын лежал мертвым. Всеми темными силами вселенной, их смех скоро закончится. Аполлими распахнула двери со всей силой ее ярости. Раздался грохот, когда двери ударились о мраморные стены, сорвались с петель и упали на сверкающий идеальный пол. Музыка смолкла в тоже мгновение. Каждый бог в зале один за другим повернулись и посмотрели на нее. А в следующий момент лица у всех стали белее снега. Без слов Аполлими с сыном на руках прошла со спокойствием, которого она совсем не ощущала, к помосту, на котором возвышался ее черный трон рядом с золотым мужа. Архон подскочил, когда она подошла, и отошел в сторону, что-то сказав при этом. Она не обращала на него никакого внимания, пока размещала Апостолоса на троне Архона, где и должно было быть его место. С трясущимися руками Аполлими посадила его и аккуратно положила его руки на подлокотники. Она приподняла его голову и откинула волосы с его синеватого лица, пока он не стал выглядеть так, как будто собирался моргнуть или пошевелиться в любой момент. Только этого никогда не случится. Апостолос был мертв. Тоже ожидало и их всех… Сердце Аполлими гневно билось, а ее силы просто утроились. Яростный ветер ворвался в зал и поднял ей волосы, а глаза Аполлими стали красными. Она повернулась к богам и одарила каждого недоброжелательным взглядом, пока они дышали в унисон в ожидании ее мести. До тех пор, пока она не подошла к Архону. Только тогда Аполлими заговорила голосом, пропитанным ее ненавистью к нему.