Свет за окном - Люсинда Райли Страница 102

– Нет слов, как я тебе благодарна, Алекс. Пожалуйста, береги себя. – Наклонившись, она расцеловала его в обе щеки, но, сочтя, что этого недостаточно, крепко обняла. – Доброй ночи, мой друг. Bonsoir, mon ami.

– Прощай, любовь моя. Adieu, mon amour, – прошептал Алекс, глядя, как за ней закрывается дверь.

Ложиться Эмили не стала, какой смысл, если сквозь дрему будешь ждать, что вот-вот явится Себастьян? Побросала в чемодан, что попалось под руку, и вызвала такси. Села на кровать, раздумывая, не оставить ли Себастьяну записку. Решила, что не стоит. Вместо этого написала несколько слов Алексу, сообщив свой электронный адрес, и подсунула бумажку ему под дверь.

Такси приехало, когда разгорался рассвет. Навсегда покидая Блэкмур-Холл, Эмили с тревогой думала об Алексе. Скорее всего, Себастьян в очередной раз выместит гнев на брате. Но разве она может что-то поделать?

Позже, когда самолет плавно взмыл в утреннее небо, унося ее, Эмили закрыла глаза и приказала себе ни о чем не думать, а прилетев в Ниццу, сняла номер в гостинице при аэропорте, рухнула на кровать и уснула как мертвая. Проснулась уже в сумерках, чувствуя себя непонятно на каком свете – вялая, с трясущимися руками и бьющей в висок головной болью. Сказывалось выпитое вчера бренди.

Вспомнив, что кроме половинки круассана с позавчерашнего дня ничего не ела, Эмили заказала в номер еду. С усилием проглотила салат и снова легла – с мыслью, что она бездомная, что ей, по сути, негде жить. Парижская квартира сдана до конца июня, в шато ремонт. Пожалуй, на ночь стоит остаться здесь, в отеле, а утром отправиться в Гассен. Жак и Жан наверняка не прогонят, приютят ее под своей крышей еще на несколько дней, пока она не придумает, как быть дальше. Пожалуй, придется снять домик неподалеку – и можно будет присматривать, как идет ремонт.

Перестань, остановила она себя. Не рановато ли строить планы на будущее? А вот интересно, приехал уже Себастьян в Блэкмур-Холл? Кстати, надо сцепить зубы, связаться с Жераром и спросить, кого из адвокатов по разводным делам он ей порекомендует. Хорошо, что женаты они совсем недавно, ни документы не успели поменять, ни общей собственности не оформили. Тут вспомнился бриллиант, который Себастьян подарил Белле, причем сразу после того, как она выписала ему чек на двадцать тысяч фунтов, и «Порше», которого она даже не видела, и Эмили стало противно.

Жаль, что ей недостает способности Алекса хладнокровно воспринимать поступки брата, но, с другой стороны, Алекс сам как-то сказал, что разозлиться бывает очень полезно, помогает выздоровлению. К тому же, когда злишься, не чувствуешь боли. Боль, наверное, придет позже… Удивительно, что сейчас все ее ощущения притупились. Скорее всего, чувством, которое она испытывала к Себастьяну в начале их отношений, была страсть, страсть глупая и всесильная. Вот она и сбила ее с толку. Но любви между ними не было – любви, которую когда-то в давнем разговоре с Софи описывала Констанс. Любовь не такая бурная, как страсть, зато прочная и помогает преодолевать влюбленным жизненные невзгоды.

Себастьян обрушился на нее, как мистраль, и умчал с собой. Но было ли ей с ним так надежно, чтобы она могла, не таясь, расправить плечи и быть самой собой? Нет, большую часть прошедшего года Эмили стояла на цыпочках, всячески старалась ему угодить, благодарная, что он присутствует в ее жизни. И сколько было моментов, когда ей следовало возразить, настоять, показать силу воли – но у Себастьяна в рукаве всегда была припрятана козырная карта. Они всегда поступали так, как муж считал нужным, и она следовала за ним, готовая закрыть глаза и поверить всему, что он говорит. Нет, пришла к выводу Эмили, то была не любовь.

Включив телевизор, чтобы заглушить тишину, она подумала, не бренди ли причиной тому, что она решилась вчера рассказать Алексу о том, что сделала – или, вернее, чего не сделала – ее мать. Сейчас это выглядело неправдоподобно, все эти годы, когда она всячески прятала от людей тот факт, что мать ею не интересовалась, о ней не заботилась. Горечь, которой она дала волю, как сорняк, заполонила собой душу, заглушила природное добросердечие и веру в людей. Но Алекс в последние месяцы дал ей понять, что нет никакого толка в том, чтобы ненавидеть и жить, оглядываясь назад. Страдает от этого только один человек – она сама.

Милый Алекс… какой он мудрый и добрый. А как уютно было вчера в его объятиях… И как это вышло, что с ним она поделилась, а мужу не смогла и слова сказать?

Однако же, напомнила себе Эмили, английский период ее жизни – всего лишь эпизод в пьесе. Надо постараться простить, забыть… Надо идти дальше.

– Эмили! Как давно мы не виделись! – рассмеялся Жан, когда она вошла в винодельню.

– Не могу без вас жить, и все тут, – с усмешкой отозвалась она, и только тут увидела пару блестящих глаз, глядящих на нее с той скамьи, где обычно сидел Жак. – Привет, Антон! – улыбнулась она мальчику. – Что, помогаешь? Зарабатываешь лишний сантим на то, чтобы купить себе книжку?

– Антон поживет с нами несколько дней, пока его мама в больнице, – сказал Жан.

– Марго? Я не знала, что она больна, – нахмурилась Эмили. – Как она себя чувствует?

– Уже лучше, и мы уверены, скоро она поправится, – Жан послал ей остерегающий взгляд. – А пока я учу Антона премудростям виноделия. Папа в саду. Пойдешь поздороваться? А потом и я подойду.

Жак выглядел куда лучше, чем два дня назад. Улыбаясь, он протянул ей изуродованную ревматизмом руку.

– Я почему-то так и думал, что вы скоро вернетесь. Спрашивать ни о чем не буду, мадемуазель Эмили, но выслушаю всегда.

– Спасибо вам, Жак, – она села с ним рядом за маленький столик. – Скажите мне, что с Марго?

Жак забеспокоился.

– А мальчик еще там, с Жаном?

– Да.

– Тогда скажу правду. Марго очень, очень плоха. Только на прошлой неделе она впервые пожаловалась, что у нее резкие боли в животе и спине, а ведь наверняка уже знала, что дело неладно. Она пошла к врачу в тот день, когда ты уехала, и тот сразу послал ее в больницу. Антону мы не говорим, но у нее рак яичников. Завтра будут оперировать, только, – Жак развел руками, – прогноз плохой.

– Нет, Жак! – воскликнула Эмили. – Только не Марго! Она была мне как мать, когда я жила здесь после смерти отца!

– Да, она достойная женщина, и надежды терять не следует.

– Съезжу навещу ее, – решила Эмили.

– Ей это будет приятно. А сами-то вы как, мадемуазель? – Жак посмотрел ей в глаза. – Какие у вас планы?

– В настоящий момент – никаких, – печально ответила она.

Несколько дней после того Эмили отсыпалась, ходила смотреть, как продвигается ремонт и возила Антона в Ниццу, где лежала в больнице его мать. Операция прошла неудачно. Марго угасала. Во время свиданий все трое – Эмили, мать и сын – изо всех сил старались держаться, не показать, как им страшно.

Вечером, уложив мальчика – он пока спал на матрасе в комнатке на первом этаже, – взрослые сели обсудить, что с ним делать, если Марго не поправится.