Бытие - Дэвид Брин Страница 103

– Они замедляются, – заметил он.

Поток энергии уменьшился, и стычка быстро прекратилась. Они увидели, что фигуры останавливаются в тумане и начинают оседать. Джеральд наклонился поближе и сощурился, а через минуту поставил диагноз.

– Думаю… думаю, они начинают переговариваться.

– Пора, – сказала генерал Хидеоши. – Патрис, увеличьте яркость на десять процентов. Надо их вознаградить.

– Сейчас добавлю, – ответил Чомбе. – Очень осторожно.

Луч вернулся и разбился на несколько частей. Каждая осветила один кружок разговаривающих, словно одобряя их поведение. На глазах у Джеральда эти кружки набирались сил и живости. И когда некоторые из кружков разбились, то только чтобы перегруппироваться; члены этих компаний присоединились к другим.

– Получится ли? – спросил Геннадий Горосумов, скептически относившийся к такому подходу.

– Возможно, они восстанавливают навык, утраченный за долгий-долгий и скучный полет через такое количество световых лет, – заметил Бен Фланнери. – В конце концов, нужно активное сотрудничество и уйма вежливости, чтобы сохранить большую древнюю цивилизацию. То, что мы наблюдали, – возможно, поведение блестящего и цивилизованного разума, который сейчас не в лучшей форме, все еще сонный, не вполне очнулся от долгого холодного сна.

Хорошая теория. В сущности, самая популярная. Тем не менее Эмили Тан не уставала поддразнивать Бена.

– Значит, мы как нянька, которая ради твоего блага шлепает тебя по заду? Чтобы лентяй наконец проснулся?

Фланнери нахмурился, но не успел ничего ответить, так как Чомбе сказал:

– Regardez, mes amis! [19]Наконец делегация прибыла.

Все повернулись к Артефакту – или к ближайшему увеличивающему экрану, где что-то явно происходило. В тумане показались не меньше десяти существ, которые, приблизившись, послушно расступились, оставив перед собой свободное пространство. За этой группой шла другая, гораздо бо́льшая, но держалась на почтительном удалении.

«Что ж, – заметил Джеральд. – Кажется, они научились действовать сообща.

Сейчас наконец мы можем узнать всю историю.

Кто бы мог подумать, что главная проблема Первого Контакта окажется такой личностной? Что препятствием станет недисциплинированность? Незрелость?

Но, возможно, теперь худшее позади».

ПЕССИМИЗМ

Согласно гипотезе Медеи массовую гибель в истории Земли порождала сама жизнь.

Конечно, динозавры погибли из-за случайного астероида. Некоторые иные случаи массовой гибели связаны с природными катастрофами или вулканической деятельностью. Да, величайшее бедствие на Земле – ледниковый период Киршвинка 650 миллионов лет назад, когда лед покрыл всю планету от полюса до экватора, – было вызвано морской водорослью, которая поглощала атмосферный кислород, одновременно выделяя CO2, и, таким образом, погрузила Землю в глубокую заморозку. А сейчас жизнь – человеческая цивилизация – возможно, делает нечто прямо противоположное. Перегрев в результате парникового эффекта показывает, что у хваленой способности биосферы к саморегуляции есть пределы.

Жизнь может пойти вразнос – так раковые клетки уничтожают питающий их организм. Может, это и есть аналог человечества? «Рак», уничтожающий живую планету? Может, недавнее сокращение разнообразия и биомассы представляет собственную «биосуицидальную» тенденцию Земли? Что, если гипотеза Медеи приложима не только к этой планете, но и ко всем остальным?

С другой стороны, жизнь на Земле никогда еще не имела возможности посмотреть на себя со стороны. Понять, что она делает. И, возможно, откорректировать свои действия. Может, в этом истинная роль человечества?

Близорукий эгоизм не нов. Он свойствен всем живым существам. Мы первые способны заметить скользкий склон. Обдумать собственные дороги в ад. То, что мы сделаем, покажет, истинно ли мы разумны. Мы рак Матери-Земли… или ее новый мозг? Ее сознание.

«Кодекс Взросления»

Хэмиш негодовал.

Пророк пригласил меня сюда, чтобы я помог заключить исторический союз. И вот меня щелкнули по носу, а представители власти собрались за закрытыми дверями.

Потребовалось всего одно мгновение, чтобы его иллюзии о собственной значимости развеялись.

Хэмиш сидел в глубине лекционной аудитории в просторном поместье Глокус-Вортингтона, стараясь поудобнее пристроить длинные ноги, а интеллектуалы из Движения отречения Тенскватавы сравнивали свои замечания с мнением ученых, нанятых консорциумом богатейших семейств, так называемым клайдом. Если им хочется, чтобы победил здравый смысл, предварительно должны договориться друг с другом ученые, обслуживавшие обе группировки. Обсудить предстояло многое…

Например, понятное оправдание нового направления развития общества – с посланиями, адресованными различным социальным секторам, кастам и группам интересов.

Или указания политикам и чиновникам, которых уже привлекла каждая группа, плюс планы расширения их влияния.

Также на повестке дня – хотя как вопрос – была методология успешного управления после того, как будет достигнут контроль. Присутствие этого пункта заставило Хэмиша благожелательно отнестись к делу в целом. Если человечеству предстоит вернуться к традиционным моделям, новые господа должны серьезно отнестись к своим обязанностям.

По крайней мере они как будто хотят произвести такое впечатление. Включить в свою платежную ведомость нескольких интеллектуалов – это недорого и позволяет обрести время от времени статьи о newblesse oblige, о долге аристократов править мудро. Посмотрим, будет ли грядущий феодальный порядок развиваться именно по этому пути. Ради общего блага Тенскватаве стоит сохранить при себе всех умных людей!

Утро прошло в презентациях и закрытых обсуждениях. Сушмита, социолог из Дарамсалы, произнося краткую речь о «неоконфуцианских» социальных структурах, старалась не встречаться взглядом с Хэмишем. Вспоминая время, проведенное вместе ночью, он откровенно улыбнулся, когда ее взгляд должен был скользнуть по его лицу, но контакта не получилось ни на миг. Возможно, она была смущена – или рассержена, – что он не остался на всю ночь, или просто опасалась, что обмен взглядами раскроет эту мини-связь. Если так, то стремление избегать чьего-то взгляда раскрывает еще больше… Впрочем, ему все равно.

Возможностей было много, и Хэмиш признался себе, что ему любопытно. Отчасти. Возможно, в конце концов это вопрос профессионализма. Она своего добилась – уложила к себе в постель знаменитость, – а теперь сосредоточилась на деле. С Кэролайн вначале было то же самое – сочетание страсти с самоконтролем, – и на Хэмиша это действовало. Только позже, когда большую роль стал играть смех, их отношения продвинулись к любви.