Сезон воронов - Соня Мармен Страница 105

«Я занимаюсь любовью с Марион Кэмпбелл…» – без устали повторял про себя Дункан, чтобы убедиться, что он не грезит. Марион постанывала, запрокинув голову. Ему было так хорошо, что он ни разу не вспомнил о боли в паху. Внезапно крик вырвался из его груди.

То было ликование. По телу прошла волна дрожи, и он излился в нее, исторг в нее частицу самого себя. Обессилев, он с невнятным бормотанием мягко опустился на возлюбленную.

Через несколько секунд Марион запустила пальцы в черные как ночь волосы Дункана и заставила его посмотреть себе в лицо. Во взгляде его она нашла то, что желала увидеть: искру желания, которую не загасило полученное наслаждение.

– Ты убила меня, – прошептал он.

Довольная, она улыбнулась. Он обнял ее еще крепче. Ее едва слышное воркование пленило его слух, наполнило душу радостью. «Голубка! Белая голубка у меня в руках…»

– Марион, поедем со мной! Я хочу, чтобы ты была рядом.

– Но я и так рядом!

– Едем в Гленко, ко мне домой!

Он ощутил, как ее тело напряглось под ним.

– Дочка Кэмпбелла в Гленко? Ты… ты это серьезно?

И Марион посмотрела на него, скептически приподняв одну бровь.

– Очень серьезно! Марион Кэмпбелл, с тобой мне не хватит одной ночи, я тебе уже это сказал. Я хочу быть с тобой каждую ночь. Я хочу жить с тобой в моем доме в Гленко. Конечно, если ты тоже этого хочешь.

Опьяненный любовью и острым запахом тел, Дункан положил голову ей на грудь и закрыл глаза. Под ухом у него быстро-быстро стучало ее сердце. Отныне он был готов подчинить свою жизнь биению этого сердца. И никто, ничто ему не помешает, даже если ради этого ему придется навсегда уехать из родной долины. Он был готов поклясться в этом. Только теперь он понял, что до сумасшествия влюблен в нее.

– Марион?

– Что?

Но что, если она не хочет быть с ним? При этой мысли у него болезненно сжалось сердце. Она накрыла их обоих одеялом.

– Марион, помнишь, в «Черном дубе» я сказал тебе, что еду в Гленко? Я так сказал, потому что разозлился, ведь ты заявила… Ты меня обвинила… Ну, в общем, это была неправда. Правда в том, что я с ума сходил от беспокойства, зная, что ты уехала одна с Макгрегорами. Я искал тебя три дня и наконец нашел… – Он привстал на локте, чтобы лучше ее видеть. – Я боялся за тебя. Не знал, что мне делать. И боялся, что ты скажешь не то, что мне хотелось услышать. В общем, не придумал ничего другого, кроме как соврать. Но это ради тебя я приехал.

Онемев от волнения, она смотрела на него лучистыми глазами.

– Марион, я… я хочу, чтобы ты была со мной. Я хочу прожить с тобой всю жизнь.

Она медленно придвинулась и нежно его поцеловала. Прошло еще несколько минут. Дункан снова опустил голову ей на грудь. Марион все не отвечала. Значит, она с ним не поедет…

– Я еду с тобой в Гленко.

Это было последнее, что он запомнил, прежде чем забыться счастливым сном.

В комнате пахло так приятно, что Марион вздохнула от удовольствия и сглотнула слюну. В животе заурчало. И неудивительно: вчера за ужином она почти ничего не съела – признание брата отбило всякий аппетит. Но все же Марион предпочла на время забыть о необходимости подкрепить свои силы.

Тяжелая волосатая нога лежала у нее на ногах. Перина задрожала в такт движениям незваного гостя, кровать скрипнула под избытком веса, который ей приходилось выдерживать. Черные длинные волосы Дункана рассыпались по плечам, закрыв ему лицо. Она осторожно, чтобы не разбудить его, отвела их в сторону. Небритый, со шрамом через всю щеку, он был похож на дикаря из давних времен, который пришел, чтобы грабить и жечь все, что попадется на пути. В определенном смысле именно это он с ней и сделал. Завладев ее сердцем, он воспламенил ее тело и овладел им. А она… Она сгорела в его объятиях. Марион покраснела до корней волос, вспомнив об их ночных утехах. Однако даже тени сожаления она не испытывала.

В последние несколько недель она часто представляла себе, каково это будет, когда ее тела коснутся мужские руки. А именно – руки Дункана. Она представляла, каково это, когда соприкасаются два тела. Что ж, действительность превзошла все ожидания.

Дункан вздохнул, медленно открыл глаза и улыбнулся ей.

– Madainn mhath dhuit, mo aingeal [81]. Скажи, это правда ты или я еще сплю? Сегодня ночью мне приснился прекрасный сон. Сладкий сон зимней ночью…

– Что, если ты до сих пор не проснулся?

– Если так, то я никогда не хочу просыпаться. Ты хорошо спала?

– Для двоих моя кровать узковата, – заметила она, скользнув взглядом по его широким плечам.

– Прости, что стеснил тебя, – насмешливо сказал он. – А я спал как младенец. Ничего, ты привыкнешь.

– К твоему храпу?

Он засмеялся.

– Я не храплю.

– Еще как! Дункан Макдональд, ты храпишь, как пьяница!

Он захохотал громче.

– Это потому, что я был пьян, mo aingeal. Пьян, как никогда раньше.

Он взял Марион за подбородок и приподнял ее лицо.

– Я был пьян тобой…

Он ласково поцеловал ее в холодный нос, потом в губы, заставляя их открыться и позволить ему исследовать рот.

– Наверное, уже много времени, – сказал он после недолгого молчания.

Марион потянула носом воздух.

– Судя по запаху горячего хлеба, часов семь или восемь.

– Уже? – вскричал он, садясь на постели. И потом посмотрел на нее с улыбкой любопытства. – У нас принято узнавать время по солнцу.

– Поверь, запах хлеба, который печет Амелия, тоже не обманет! Она всегда сажает хлебы в печь в одно и то же время.

Лицо Марион стало серьезным. Она едет в Гленко! Вся тяжесть принятого решения камнем легла ей на сердце. Ей придется отказаться от приятных мелочей, которые с давних пор составляли ее повседневность, и вдруг все они показались ей очень важными, совсем как запах хлебов Амелии, наполнивший собой дом. И все же Марион была готова на все, лишь бы быть с мужчиной, которого любила.

Дункан соскочил с кровати, положил на кучу углей кусок торфа и раздул огонь. Несколько секунд – и в очаге вспыхнуло пламя. Марион залюбовалась гибким телом и рельефной мускулатурой возлюбленного. Вздохнув от удовольствия, она плотнее закуталась в теплые одеяла. Дункан повернулся, и теперь настала очередь Марион выдержать его взгляд. Юноша выпрямился во весь рост. Он и не пытался прикрыть свою наготу.

– Может, оденешься? Холодно же!

Он с лукавой усмешкой посмотрел на свой живот и ноги.