Мое непослушное сердце - Сьюзен Элизабет Филлипс Страница 11

Молли предпочла пропустить ехидный намек мимо ушей.

— Его уже нет в живых?

— Умер лет шесть назад. Ему был пятьдесят один год, когда я родился.

— А ваша мать?

— Ушла в мир иной полтора года назад. Она тоже была немолода. Буквально глотала книги, была председателем исторического общества. Увлекалась генеалогией. Помню, с каким нетерпением родители ждали лета. Эти месяцы были лучшими в их жизни.

— Загорали на багамских пляжах в чем мать родила?

— Не совсем, — покачал головой Кевин. — Мы все отправлялись в летний лагерь методистской церкви в северном Мичигане. Он принадлежал моей семье испокон века.

— Ваша семья владела летним лагерем?

— Да, с маленькими домиками и большой старой деревянной молельней, в которой проходили службы. Мне приходилось проводить там все каникулы, пока не исполнилось пятнадцать, а потом я взбунтовался.

— Должно быть, они не раз гадали, каким образом им удалось зачать такого сына.

— Не то слово, — вздохнул Кевин. — А как насчет вас?

— Я сирота, — небрежно, как всегда в таких случаях, бросила Молли, хотя в горле застрял комок.

— Мне казалось, что Берт женился исключительно на шоу-герлз, — усмехнулся Кевин, но, судя по тому, с каким видом перевел взгляд с ярко-алых лохм на весьма скромную грудь, вряд ли он поверил, что в ее генетическом фонде переливается мишура и сверкают бисер с блестками.

— Моя мать была хористкой в «Сэндз». Она стала третьей женой Берта. Погибла, когда мне было два года. Летела на курорт отпраздновать развод.

— У вас с Фэб разные матери?

— Разные. Мать Фэб была его первой женой, хористка во «Фламинго».

— Я никогда не встречался с Бергом Сомервилем, но, судя по слухам, человеком он был нелегким.

— К счастью, он отправил меня в пансион, едва мне исполнилось пять лет. До этого в доме постоянно сменялись хорошенькие няни.

— Интересно.

Он спустил ноги со столика и нацепил на нос темные очки от Рево в серебряной оправе. Молли вздохнула. Двести семьдесят долларов в «Маршалл Филдз».

Дафна примерила темные очки, выпавшие из кармана Бенни, и наклонилась, чтобы полюбоваться своим отражением в пруду. Parfait. [5](Она была уверена, что французский лучше всего подходит для описания ее внешности.)

— Эй! — окликнул сзади Бенни.

Плюх!

Очки соскользнули с носа прямо в воду.

Кевин поднялся с дивана — гибко, одним движением, словно наполняя комнату неукротимой энергией.

— Куда вы? — полюбопытствовала Молли.

— Прогуляюсь немного. Глотну свежего воздуха.

— Далеко собрались?

Кевин снял очки, щелкнул дужками.

— Приятно потолковать с вами, но, думаю, с меня пока хватит расспросов руководства.

— Я уже объясняла, что не имею никакого отношения к руководству.

— А доля в «Старз»? Это автоматически ставит вас в ранг начальства.

— Ладно, не буду спорить. Руководство желает знать, куда вас несет.

— Кататься на лыжах. Какие-то проблемы?

Еще нет, но будут.

— В округе только одна альпийская лыжня. Спуск высотой всего сто двадцать футов. Что такое сто двадцать футов для храбреца вроде вас? Раз плюнуть.

— Черт!

Молли поспешно скрыла улыбку.

— Значит, похожу по равнине, — решил он. — Я слышал, что здесь есть трассы мирового класса.

— Снегу слишком мало.

— Значит, поищу аэродром! — бросил он, метнувшись к шкафу.

— Нет! Лучше отправимся… отправимся в поход!

— В поход? — переспросил Кевин с таким видом, словно она предложила ему полюбоваться на птичек.

Молли лихорадочно соображала, что сказать.

— Знаете, в скалах есть узкая и очень опасная тропа. Ее закрывают, когда начинается ветер или хотя бы слабый снежок, но я знаю, как пробраться к ней в обход. Правда, советую хорошенько подумать, прежде чем согласиться. Тропа узкая, обледеневшая — если оступиться, то можно полететь вниз и разбиться.

— Сочиняете.

— У меня не такое богатое воображение.

— Вы писательница.

— Детские книги. Никакого насилия. Но если хотите стоять здесь и болтать все утро — дело ваше. Я, пожалуй, отправлюсь одна. Небольшое приключение не помешает.

Ей, кажется, удалось привлечь его внимание.

— Ну что ж, тогда в путь.

Они прекрасно провели время, хотя Молли так и не сумела отыскать обещанную опасную тропу — может, потому, что в самом деле все придумала. На вершине скалы, куда им удалось взобраться, было холодно и ветрено, однако Кевин не жаловался. Он попытался взять ее за руку в особенно скользком месте, но Молли, пронзив футболиста презрительным взглядом, посоветовала ему заботиться о себе, поскольку она не собиралась спасать его каждый раз, когда он станет пугаться любой наледи.

Кевин рассмеялся и вскочил на груду скользких камней.

При виде гиганта, стоявшего лицом к серой воде с гордо откинутой головой и взъерошенными ветром русыми волосами, она ощутила странное волнение.

Молли даже забыла о твердом намерении всячески высмеивать его, и оба веселились от души. К тому времени как они вернулись домой, ее зубы стучали от холода, хотя все потайные женские местечки горели, словно обожженные.

Кевин сбросил пальто и потер ладони.

— Неплохо бы воспользоваться горячей ванной.

Неплохо бы воспользоваться его горячим телом…

— Ради Бога. А мне нужно работать.

Почти бегом направляясь к мансарде, Молли вспомнила, как Фэб однажды сказала ей: «Когда растешь в таком окружении, как мы, Молл, оголтелый секс кажется чем-то вроде змеиной ямы. Нам нужна настоящая любовь, верная и искренняя, и готова поклясться, что, прыгая из постели в постель, такой не встретишь».

Хотя Молли никогда не прыгала из постели в постель, она все же признавала правоту сестры. К сожалению, она, здоровая двадцатисемилетняя женщина с нормальными физическими потребностями, до сих пор не нашла настоящей любви. И что же тут поделать? Вот если бы во время их прогулки Кевин выказал себя пошлым ничтожеством… Но он ни разу не заговорил о футболе. Они беседовали о книгах, жизни в Чикаго и рок-музыке.

Так и не сумев сосредоточиться на Дафне, Молли придвинула компьютер, чтобы поработать над статьей «Петтинг и осторожность: далеко ли позволишь себе зайти?». Но эта тема навеяла еще большую тоску.