Вдоль белой полосы - Яна Перепечина Страница 11

А их улица и вовсе была особенная. Отношения между соседями были почти семейными. Никита часто видел, как одна из соседок, бездетная Таисия Дмитриевна, то и дело зазывала всех малышей с их улицы в гости и давала каждому по аккуратному кулёчку с сухариками. Ребятня рядком сидела на длинной, крашенной зелёной краской лавочке в её уютном дворе, болтала ногами и с весёлым хрустом грызла сухари. А Таисия Дмитриевна, ласково поглядывая на на них, за столом под навесом уже резала и раскладывала на противне следующую партию. Другая соседка, Наталия Андреевна, выйдя на пенсию, осуществила свою мечту — научилась вязать. И теперь, немного стесняясь неровных пока петель и вольно извивающихся в разные стороны рядов, одаривала всю улицу смешными пёстрыми вязаными тапочками. Были такие и у них с родителями, и Никите в холода нравилось ходить по дому именно в них. Сам же Никита тоже не отставал: с готовностью помогал всем соседям чинить их то и дело капризничавшие «Запорожцы» и «Жигули». Так у них было принято. И все жили именно так, даже не задумываясь о том.

Вот и сейчас Никиту опекали буквально все и волновались за него тоже все. Когда одна из бабушек Агаты пришла к ним с миской, полной некрупный белых яиц от молодых кур, его мама поначалу растерялась:

— Что вы, Анастасия Васильевна, не нужно…

— Как это не нужно, Клара Петровна? Мальчик сейчас должен хорошо питаться. Ему силы просто необходимы. А в каком магазине вы найдёте такие свежие яйца? Я всю неделю копила, чтобы вы с собой в город побольше взяли.

Это не демонстративное, искреннее желание добра ли, или всё же то, что Никита к выпускным и вступительным экзаменам начал готовиться загодя, помогло ему, но и школу он закончил без проблем, и из абитуриентов в студенты перешёл как-то удивительно легко.

Когда они с родителями приехали на дачу в первые после поступления выходные, поздравлять его сбежались почти все. Первым, конечно, примчался Митя, у которого в разгаре были каникулы. Узнав радостную новость, он вприпрыжку поскакал по улице, громко крича:

— Ура! Ура! Поступил! Никита в Бауманку поступил!

И тут же изо всех дворов стали выходить и даже выбегать соседи. Они улыбались, шли к их участку, и поздравляли родителей Никиты, его самого и почему-то даже друг друга. Словно это была общая радость и их общий ребёнок, которым они все гордились. А Агатины родители даже сделали подарок, сборник политических детективов. Никита принёс его к себе в комнату и положил на письменный стол так, что бы видеть книгу ото всюду. Почему-то ему очень приятно было смотреть на её чёрную обложку с жёлтыми буквами.

Это было очень счастливое лето, наполненное свободой, ощущением света и радости. И только позже Никита понял, что так с ним прощалось детство. Он пошёл дальше, а Митя с Агатой всё ещё были там, в той удивительной поре, куда ему вход уже был заказан. И только на даче ему иногда казалось, что дверь в детство не закрылась окончательно и что он может хотя бы ненадолго возвращаться туда, если пожелает.

Но институтская жизнь закрутила так, что дома он оказывался лишь поздними вечерами. А ведь ещё нужно было готовиться к занятиям. Даже в субботу у них было по четыре пары. Поэтому следующей весной Никита уже не приезжал на дачу вместе с родителями в пятницу, а добирался на электричке лишь ближе к вечеру субботы. На безмятежное детское счастье у него оставалось совсем мало времени: дела-то никто не отменял.

Ему уже исполнилось восемнадцать, и теперь, если вдруг родители решали дождаться его и поехать на дачу вместе, за руль садился он, а не отец. И тогда Никите доставляло особенное удовольствие не мчаться по Горьковскому шоссе, хотя скорость он любил, а въезжать в их дачный посёлок и сворачивать с главной улицы на их тихую и зелёную. По ней бегали малыши, среди которых были и Кира, сестрёнка Агаты, и Снежана, племянница Мити. Иногда ребята постарше играли с ними в какие-то шумные весёлые игры, и тогда Никите невыносимо хотелось к ним, в их счастливую кучу малу.

Митя за те два года, что они были знакомы, заметно подрос, вытянулся. Круглое лицо его вдруг стало тоньше и красивее. Никите он напоминал Маленького принца. Агата тоже менялась. И Никита, приехавший на дачу после трёхнедельной институтской практики, вдруг заметил, что яркий детский купальник с розовым зайцем на животе сменил изящный синий. Агата непривычного раздельного купальника поначалу явно стеснялась. Но вскоре освоилась и стала бегать в нём, как и все их дачные девчонки, целыми днями. Смуглая от природы, она хорошо и быстро загорала и на фоне светлокожих Никиты и Мити к концу лета выглядела этакой индианкой. Митя смотрел на неё влюблёнными глазами и иногда за её спиной тихо спрашивал Никиту:

— Правда, она красивая?

Никита кивал и улыбался. Агата и ему тоже казалась на удивление симпатичной девочкой. Но он изо всех сил старался не любоваться ей: первое чувство Мити было так прекрасно, что омрачать его хотя бы мимолётной ревностью Никита не хотел. Хотя, пожалуй, обожавший его мальчишка вряд ли вздумал бы ревновать к старшему другу. Но всё равно Никита влюблённость Мити берёг и всячески защищал.

А защищать было от кого. Напротив дома Агаты жили ещё два мальчика. Двоюродные братья Серёжка и Гошка были хотя и ненамного, но постарше Мити и в свои шумные игры брать тихого соседа, за которым ещё и постоянно ходила хвостиком его маленькая племянница Снежана, не хотели. Зато Агату то и дело приглашали присоединиться к ним. Она поначалу не отказывалась и сама звала их, когда затевалась игра в вышибалы. Но вскоре Никита заметил, что всё изменилось. Агата общества Серёжки и Гошки стала явно избегать. Да и Митя сторонился их.

Самого Никиту братья уважали и при нём никогда Агату с Митей не задирали. Поэтому, чтобы разобраться в ситуации, пришлось ненадолго влезть в шкуру разведчика, что Никита и поторопился сделать, опасаясь за своих друзей.

Долго скрытно приглядывать за соседями не пришлось. Всё стало ясно в первый же субботний вечер. Уже было почти темно, когда Никита услышал, как по улице продребезжал велосипед. Это ехал откуда-то Митя. Вдруг раздался звук трения резины о бетонные плиты: мальчик резко затормозил. Никита незаметно подошёл к дому, откуда было хорошо видно, что происходит на улице. А там Серёжка и Гошка, преградив своими велосипедами, дорогу Мите, негромко и глумливо допрашивали растерявшегося мальчишку:

— Ну, и откуда же едет наш женишок? Тебе что было сказано?

— Здесь не ездить, — буркнул Митя.

— А ты что? — Гошка сунул руль своего велика в руку брату, обошёл его и начал наступать на Митю.

— А я буду ездить. Это и моя улица тоже.

— Нет, ты посмотри на него, Серый, — демонстративно возмутился Гошка, — твоя часть улицы там, — он махнул рукой в сторону дома Якушевых, едва не задев Митю по носу. И было непонятно специально или намеренно. — А здесь — наша. И ты здесь не ходи и не езди. Понял?! — Гошка выпятил грудь и сделал ещё один шаг в сторону оппонента.

— Но мне нужно к сторожке, — не согласился с таким разделением улицы Митя. — И я никак не смогу попасть туда по-другому. Только мимо вас.