Все еще будет - Афанасия Уфимцева Страница 11

Катастрофически захотелось глотнуть свежего, очищающего воздуха. Решила незаметно ретироваться. И случай опять-таки представился. В тот момент, когда зал дружным хохотом искренне поддержал очередную шутку местночтимого Ивана Григорьевича (он был просто в ударе!), незаметно поднялась и засеменила к выходу. Очутившись в проходе, обрадовалась. Только радоваться – в который уже раз – было рано. Проход этот вел не к спасительному выходу, а, как оказалось, на кухню. Ну ничего. Кухня так кухня. Тоже неплохо.

Вошла тихонечко и увидела подростка, сидящего за кухонным столом. Мальчик невысокий, худенький, плечики узкие. Но аппетит варварский. Один за другим закладывал в рот румяные пирожки, источавшие запах настоящего домашнего счастья, и заливал их деревенским молоком. При этом что-то аккуратно записывал в тетрадочку. Выражение лица у него было блаженное. На появление постороннего человека не обратил ни малейшего внимания.

Маргарита присела рядышком:

– Тебя как зовут?

– Меня? Петр Устюгов.

– Что пишешь?

– Задачки решаю.

– Кто тебе задачки на лето задал?

– Никто. Я сам их придумываю и решения записываю. Потом Ивану Григорьевичу задам. Пускай помучается. Но он хорошо решает. Он в математике дока.

Маргарита улыбнулась улыбкой задумчивой и ласковой. Почему-то ей было приятно, что Иноземцев на досуге решает задачки, придуманные мальчиком, который любит пирожки.

– А я, если честно, в школьные годы математику недолюбливала. Как мне сейчас кажется, исключительно из чувства противоречия: мой папа всю жизнь преподает математику. На меня задачки всегда наводили смертную скуку.

Маргарита осеклась, осознав, что разговор потек в непедагогическом направлении. Но Петя, к ее удивлению, скептицизма по отношению к математической науке не разделил; даже совсем наоборот:

– Может, оно и неправильно звучит, но задачки из математики для меня чем-то на молитву похожи. Когда думаешь над задачкой, что посложнее, – время будто замирает. Никакая посторонняя мысль в голову не пролезет. На душе спокойно, хорошо! По-моему, это и есть счастье. Когда мне плохо или грустно, я беру один из задачников, что мне папа покупал, и решаю все задачки подряд. К сожалению, нерешенных там совсем немного осталось. Хотите, я вам свою задачку задам?

Маргарите очень захотелось прогнать из головы ненужные мысли и тем более почувствовать себя счастливой. Поэтому тотчас же согласилась.

Видимо, Петя был не слишком высокого мнения о ее способностях, поэтому первая задачка была достаточно легкая. Вторая посложнее. Глаза у Пети азартно заблестели. Где-то на пятой задачке он Маргариту Николаевну зауважал. Налил ей молока и придвинул блюдо с оставшимися пирожками.

– После, – нетерпеливо сказала Маргарита, – сначала задачки давай.

Пару раз она споткнулась, но Петя тактично направил ее мысль в правильное русло. Как-то само собой вышло, что все мысли действительно потекли в гармоническом направлении, оставив в стороне подметное письмецо и коллег-единомышленников. На душе стало спокойно, хорошо.

– Знаешь, Петя, а ты прав. В этом действительно есть какое-то чистое счастье.

– Счастье в чем? – на пороге стоял Иван Григорьевич Иноземцев, вольготно облокотившись локтем о дверной косяк.

Надо сказать, что Иноземцев не сразу подал голос. Не смог отказать себе в удовольствии понаблюдать пару минут за занимательной картинкой. Узрев довольную, с некой хитрецой мину на Петином лице, сразу догадался, что означает эта неожиданная мизансцена. И она ему, собственно, пришлась по душе. Маргарита сидела на стуле, поджав под себя босые ноги. От умственного напряжения крепко зажала в зубах карандаш. Сосредоточенная, деловая. Но, в сущности, девчонка. Определенно – маленькая, беззащитная девчонка.

Ягодинка, вашей мамке

Не давай меня клясти.

Не судьба – так не сойдемся,

А судьба – не развести.

Следующие две недели прошли как в забытьи. Маргарита и предположить не могла, что ее так поглотит школа – просто накроет с головой, как океанская волна. Возможно, и не поглотила бы, если бы у Николая Петровича были хоть какие-то директорские способности. Гладко выходило только на бумаге – в реальной жизни профессор большей частью цицеронствовал, разрабатывал замысловатые, мудреные стратегии, вступал в многочасовые диспуты с педагогами, а к приземленным деталям дела был малочувствителен и даже глух. Репутацию профессора Северова надо было незамедлительно спасать.

Все началось с того, что Николай Петрович весьма опрометчиво пригласил дочь на официальную приемку здания школы. И тут Маргариту опять понесло. Выяснилось, что под спальни выделены самые холодные комнаты, а вот технические службы и администрация – в тепле и уюте. Не успокоилась, пока все не перевернула вверх дном. Дальше – больше. На себе проверила, что школьный повар готовит откровенную отраву. Пришлось срочно искать другого.

А уж когда начали заезжать первые ученики, ей просто удержу не было. Все проверяла, во все совала свой нос, торчала в школе допоздна, а в выходные опять-таки шагала на работу как на праздник. Ей начало казаться, что жизнь обретает невиданные ранее краски, а потому боялась чего-то упустить, просмотреть. Исхудала, осунулась. Профессор Северов был сам не рад. Пришлось воспользоваться своим отцовским авторитетом и в приказном порядке заставить Маргариту отдыхать по воскресеньям. Весьма кстати нашлась и приманка: на воскресной службе в Покровском храме поет дивный хор: голоса ангельские, до мурашек пробирает. Маргарита раз сходила и втянулась, утренних служб с тех пор не пропускала.

В погожие осенние дни ее любимым занятием после воскресной службы стали неспешные прогулки по вольногорской набережной. Ласково светило солнце. С реки дул славный ветерок, точно радуясь чему-то и гоняя золотые листья берез по дорожке, которая была проложена прямо у кромки воды. Каждый раз Маргарита останавливалась в прибрежной кофейне – правда, обычно предпочитая не кофе, а чай. Русский черный чай здесь подают в полузабытых стаканах с подстаканниками. Есть еще турецкий (по рецепту 1877 года, в стаканчиках-армудах) и казахский чай на молоке, в пиалах. Из вкусностей – шанежки, ватрушки и деревенский сливочный сахар собственного приготовления.

В этот раз Маргарита остановила свой выбор на казахском чае, не отказав себе и в удовольствии отведать сливочного сахарку. Выйдя на набережную, решила еще немножко побаловать себя и купила два шарика шоколадного мороженого. Наслаждаясь жизнью и мороженым, она с полублаженной улыбкой продолжала путь, когда вдруг, нежданно-негаданно, услыхала свое имя.

Повернувшись, увидела любимую маму Ивана Иноземцева, стоявшую на пороге дома с колоннами. Спустившись по ступенькам, Елизавета Алексеевна бодро подошла к Маргарите, помедлила секунду-другую и, будто наконец-таки на что-то решившись, приобняла ее. От этого объятия ощущение получилось мягко-душистое. Мягкое – от прикосновения пушистого свитера из ангорки, а душистое – от тонкого аромата духов. Запах был Маргарите хорошо знаком. Эти духи – Soir de Lune – любила мама. Аромат и цитрусовый, и цветочный, и сандаловый, и медовый одновременно. Аромат очаровательной зрелости.