Узник в маске - Жюльетта Бенцони Страница 11

Перед домом остановил коня и спешился суровый офицер в широкополой шляпе с красным пером. Высекая взглядом искры, он отчитал подчиненного, не скрывая своего гасконского акцента, который так и остался неизжитым, невзирая на долгие годы королевской службы. Лейтенант мушкетеров д'Артаньян, заменявший капитана, совершенно не стеснялся своего акцента — напротив, он им гордился. Впрочем, акцент не помешал невольным свидетелям выговора уловить его суть, бедному влюбленному, не явившемуся вовремя в королевский караул, было приказано отправляться под арест и ожидать решения своей участи. Сен-Мар бросил с душераздирающим вздохом прощальный взгляд на дом, который был взят им, казалось, под вечную стражу, и побрел прочь, не смея обсуждать приказ.

Д'Артаньян сел в седло, намереваясь сопровождать пленника, но придержал коня, чтобы приветствовать маршала Грамона.

— Как я погляжу, вы исполняете теперь обязанности полицейского, мой друг! — воскликнул тот оживленно. — Или это долг бдительного пастыря?

— Скорее второе, господин маршал. Я явился препроводить в стадо овцу, слишком склонную отклоняться от общей тропы. И что так влечет ее сюда?

— Если бы вы были знакомы с проживающей здесь особой, то лучше поняли бы чувства бедной овечки. Особа так прелестна, что и святой спятил бы.

— Мои мушкетеры не святые, но им доверена честь охранять короля. Соблазны им запрещены — во всяком случае, когда им положено стоять в карауле.

— Мы с вами — беарнцы и знаем, что такое любовь в наших краях. Кстати, сами вы не подумываете о женитьбе?

— Подумываю, ибо хочу сыновей. Но это дело серьезное и серьезный разговор. Сейчас, увы, я вынужден с вами проститься, господин маршал…

— Не составите ли мне на минутку компанию? Я только что вернулся с Фазаньего острова, из переговорного зала, где не могли обойтись без моего присутствия, и смертельно устал. Надеюсь, чашечка шоколада приведет меня в чувство. Не желаете угоститься?

— Шоко?..

Воспитание уберегло офицера от брезгливой гримасы. На лице появилась улыбка сожаления, достойная целой поэмы. Оправдываясь необходимостью торопиться к королю, он отдал честь, вскочил в седло и пришпорил коня. Маршал пожал плечами и вернулся в дом.

Укладываясь спать, Сильви вдыхала загадочный аромат, наполнивший весь дом.

— Нахожу этот запах приятным, но, когда вдыхаешь его слишком долго, к горлу начинает подступать тошнота, — поделилась она наутро с Мадемуазель и госпожой де Мотвиль, направляясь в карете принцессы в Фуэнтерабиа.

— Все дело в привычке. Вы тоже привыкнете, когда будете вдыхать запах шоколада день за днем, — сказала Мадемуазель. — Говорят, наша будущая королева употребляет напиток в ужасающих количествах. Лучше и вам его попробовать, признаться, он совсем неплох.

— Ваше высочество уже пробовали это новшество?

— Стараниями маршала Грамона! Он предлагает вкусить его любому, кто появится поблизости. Вам, по крайней мере, этого не избежать, ведь вы с ним живете под одной крышей.

— Я не против. Но сейчас меня занимает другое, зачем заключать брак по доверенности, когда все уже готово для официальной церемонии?

— Дело в том, что испанская инфанта может покинуть отчее королевство только замужней. Таков закон. А мы уже прибыли.

Фуэнтерабиа, раскинувшаяся на склоне холма среди цветущих садов в окружении древних крепостных укреплений, была прелестным городком. Карета ехала по главной улице, застроенной с обеих сторон домиками с балконами и верандами, в густой толпе любопытных. На главной площади толпа разделилась, одни устремились в церковь Санта-Мария, другие — в старый дворец Карла V, где должна была разместиться невеста. Инкогнито принцессы было быстро разоблачено, и ей вместе со спутницами удалось благодаря этому занять удобные места в церкви. Богатый золотой алтарь показался недостаточно пышным, и придворный церемониймейстер и живописец Диего Веласкес оживил церковь коврами и большими картинами с изображениями святых. Запах ладана был в церкви так силен, что госпожа де Мотвиль несколько раз чихнула, вызвав укоризненные взгляды грандов. Сильви последние сильно удивили, так как при французском дворе она привыкла к пышным одеждам. Здесь же все были одеты в черное. Мужчины облачились в допотопные камзолы, некоторые вырядились в вышедшие невесть когда из моды складчатые воротники-ошейники, а дамы — в тяжелые платья с ниспадающими рукавами. Казалось, что их юбки натянуты на бочки, сплющенные спереди и сзади, — приспособления, призванные придать фигуре наибольшую бесформенность. Все щеголяли в безвкусных золотых украшениях с необработанными драгоценными камнями, недаром конквистадоры отправляли из Америки целые каравеллы, груженные золотом.

Три француженки вызывали у испанцев не меньше любопытства, однако они старались его скрывать, тем более что Мадемуазель и Сильви носили траур, камеристка королевы тоже отдала предпочтение черному.

Дон Луис де Харо, тот самый, что много месяцев вел трудные переговоры с Мазарини, стоял на хорах и изображал короля Франции. Наконец появилась сама инфанта, поддерживаемая за левую руку отцом. Все присутствующие вытянули шеи.

Рядом с королем Филиппом IV, одетым в серое, с серебристой отделкой, и украсившим свою шляпу огромным бриллиантом, прозванным «Зеркало Португалии», а впоследствии «Странником» — самым крупным из известных бриллиантов, Мария-Терезия выглядела на удивление тускло. На ней было простое платье из белого льна с плохо заметной вышивкой; великолепные светлые волосы, уложенные двумя валиками над ушами, были почти скрыты белым колпаком. Тем не менее сразу бросалось в глаза, до чего она хороша, прекрасный цвет лица, милый круглый ротик и чудесные голубые глаза, нежные и одновременно блестящие. Портил ее разве что маленький рост да плохие зубы.

— Как жаль, что она не вышла росточком! — проговорила госпожа де Мотвиль. — Но король все равно должен остаться доволен…

— Пускай встанет на высокие каблуки, — ответила ей Мадемуазель тоже почти шепотом. — К тому же он сам не великан. Ему ли артачиться?

Вскоре присутствующим стало не на что смотреть, король с дочерью зашли за бархатную занавеску, открытую только со стороны алтаря, за которой епископ Пампелони совершил обряд венчания.

После церемонии француженки вернулись на Фазаний остров, к королеве-матери, которой предстояло после перерыва в целых сорок пять лет вновь увидеться с братом.

— Когда же нам передадут нашу новую правительницу? — воскликнула по пути Сильви, надеявшаяся как следует рассмотреть малышку и попытаться представить ее королю-мужу в более выгодном свете.

— Сразу видно, что вы незнакомы с испанским этикетом! — вздохнула Мадемуазель. — Сегодня состоится знакомство семей, на котором из всего двора не будет присутствовать один мой кузен.

На островке, почти целиком занятом павильоном с двумя галереями, ведущими к большому залу, был расстелен длинный красный ковер, разрезанный посередине. Разрез символизировал франко-испанскую границу. Веласкес и здесь позволил себе огромные траты, зал тоже походил на выставку живописи. Оба двора уже собрались на своих половинах и соблюдали тишину. Наконец испанский король и королева-мать подошли с противоположных сторон к разрезу на ковре. Предполагались церемонные объятия, но Анна Австрийская, расчувствовавшись, попыталась расцеловать брата. Тому пришлось поспешно откинуть голову. Вслед за тем оба уселись в кресла и повели разговор; инфанта присела на подушку и почти утонула в своих юбках.