Неукротимая Джо - Эмили Джордж Страница 11

Франко стоял к ней спиной, а шла она очень тихо, но он все же услышал ее шаги и обернулся. При виде улыбки, вспыхнувшей на красивом, смуглом лице Франко, Джованна почувствовала прилив почти беспричинной радости.

— Джо! Надеюсь, ты выспалась хоть чуть-чуть?

— В «Роза ди Казерта» лучшие в мире кровати. Не выспаться на них нельзя.

— Рад слышать. Мой дом — твой дом. Теперь, ты здесь не просто гостья. Ведь ты переехала в Италию.

Скажи ему, скажи, сурово настаивал внутренний голос. Скажи ему, что ты собираешься принимать в Пикколиньо туристов из Англии и Штатов. Скажи, что собираешься проложить новые маршруты на туристической карте Италии и что «Роза ди Казерта» станет жемчужиной этих маршрутов. Не обманывай его, потому что это все равно бесполезно, а если он узнает правду не от тебя, то тебе лучше сразу повеситься.

Но Джованна Кроу лишь мило улыбнулась, подала руку самому красивому графу Италии и уселась за стол. Франко довольно нахально окинул ее взглядом и одобрительно кивнул.

— Красивое платье и подходит тебе идеально.

— Я тебе очень благодарна, Франко, но не стоило это делать. В Пикколиньо наверняка остались мои вещи, и я вполне могу…

— Я решил, что Шанель будет в самый раз. Все-таки она мне как-то понятнее, чем все эти наряды из мешковины и ожерелья из пробки…

— Франко, я…

— Конечно, если тебе не нравится — дело другое, мы просто выкинем это все…

— Мне очень нравится…

— Да? Отлично. Ты прекрасно смотришься, и мне было бы жаль…

— Я не могу это носить!

— Но тебе нравится?

— Да.

— Но носить не будешь?

— Не буду.

— Хотя и нравится?

— Очень нравится.

— Гм. Видимо, какая-то школа аскетов… Нравится, но носить не буду. А если дрянь, то надену. Одно из двух — либо аскетизм, либо женская логика.

— Перестань смеяться.

— Я серьезен, как никогда. Не скажешь ли, почему все же ты не можешь носить эти вещи?

— Это… не мой стиль.

— Джо, дорогая, это не может быть не твоим стилем, потому что тебе это чертовски идет. Другое дело, что ты ПРИВЫКЛА носить протертые джинсы, растянутые футболки и разбитые коленки. Это удобно, это свободно, это практично, это демократично, наконец, но это не обязано быть твоим стилем.

— Ой, граф, фу-ты, ну-ты, ножки гнуты…

— Джо, ЭТО тебе тоже не идет. И вообще, от титулов зарекаться не стоит. Сегодня гордишься пролетарским происхождением, а завтра — бац! И ты уже графиня.

Она не подавилась только потому, что у нее во рту ничего не было. Через секунду сердитые синие глаза уже сверлили невозмутимое лицо нахального аристократа.

— С чего это вдруг ««бац»?

— Мало ли. «Бац» бывают разные. Я к примеру сказал.

— А-а. Тогда ладно. Так вот, стиль — хорошо, ты прав.

— Я всегда прав.

— А вот в этом ты не прав. Не о том сейчас речь. Это все очень дорого и очень шикарно. Я собираюсь чинить дом и заниматься садом, но в костюме от Шанель это просто глупо…

— Хорошо, тогда договоримся по-другому. Ты же будешь наносить нам визиты? Вот для визитов эти тряпки и пригодятся. А чтобы быть до конца демократичным, я к тебе буду являться в старых джинсах и футболках.

— Пижон дешевый.

— Дорогой, с вашего позволения, монна Джованна. Короче говоря, считай, что я подарил тебе набор карнавальных костюмов. Сельская простушка, Принцесса, Королева Пиратов, Фея, Злая Ведьма…

— Там такого не было.

— Шучу. Ведьма из тебя не выйдет. Скорее Маленькая Разбойница.

— Франко?

— Да?

— Я вспоминала твоего отца. Ты очень скучаешь по нему?

Франко ответил не сразу, а когда заговорил, голос его был грустен и тих.

— Я не просто скучаю. Я не могу поверить, что его больше нет. Хотя видел его в гробу, бросал землю в могилу… Отец был чем-то незыблемым. Как эта земля. Небо. Солнце. Ты его хорошо помнишь?

— Он был очень добрый. И красивый. Ты на него похож. Внешне…

— Да, я не так добр, это верно. Меня учили акулы бизнеса, я стал жестким, словно сталь, но знаешь, что я тебе скажу, Солнышко? Отец, никогда в жизни не повысивший голоса, отец, мягкий и добрый до такой степени, что казался безвольным, — мой отец был в тысячу раз сильнее и лучше меня. Спроси любого из жителей окрестных деревень. Знаешь, почти всех мальчиков, родившихся после его смерти, здесь называют Альдо. В честь доброго синьора Альдо, так они говорят.

Франко замолчал и отвернулся. Джованна вздохнула. Ей вдруг очень захотелось в Пикколиньо, под защиту стен, овеянных бесстрашием и весельем тетки Лукреции,

— Франко… мне, пожалуй, пора домой.

— Я тебя провожу. Ребята там уже с утра работают.

Возвращение в коттедж заняло всего несколько минут, но Джованна отнюдь не сразу смогла найти в себе силы посмотреть на пострадавший дом. Она бесцельно слонялась по садику, пока Франко не подпихнул ее в спину.

— Иди. Нечего отворачиваться. Дом цел и невредим, так что открывай двери и пошли.

Запах гари ударил в ноздри. Повсюду следы огня, следы разрушений, словно раны на теле дома. Разумеется, сгорел весь тюль, все кружевные занавески, которые так любила тетка Лу. Обгорели ковры на первом этаже. Облезла краска с дверей и стен. Полопались стекла. Погибли цветы.

Джованна тихо застонала, но в этот момент рука Франко легла ей на плечо.

— Это ничего, Солнышко. Все починится, покрасится, стекла вставим новые, а занавески ты сама повесишь. Цветы в наших краях расцветают даже на венике, а запах гари улетит с ветром. Не плачь, Джо.

— Типичный мужчина!

— Очень на это надеюсь.

— У меня сгорели все фотографии!!!

— Типичная женщина. Значит, это за ними ты рвалась в огонь вчера ночью?

— А чего смешного?

— Ничего. Очень по-женски. Что вы вынесете из горящего дома? Ребенка, кошку, а если нет ни того, ни другого— альбом с фотографиями.

— Это моя жизнь. Мое прошлое. И это то, что нельзя восстановить.

— На это есть память. А восстановить нельзя только одно — прерванную человеческую жизнь. Держи.

Она замерла, не веря своим глазам. Франко Аверсано протягивал ей серебряную книжечку, составленную из двух фотографий. Ее амулет, ее сокровище. Девушка, вся дрожа, подняла счастливые глаза на Франко.

— Где ты это нашел?

— На крыльце, когда оттаскивал тебя. Ты рвалась в пламя, я еле успел поднять эту штуку. В карман сунул и забыл, сейчас вспомнил.