Мужчины в нашей жизни - Анастасия Соловьева Страница 11

— Наташ, — прервал Влад мою речь. — Послушай, я сейчас скажу тебе кое-что, только ты не волнуйся. Я сначала не мог понять…

— Господи, ты о чем?

Оказывается, он весь день сегодня разыскивал меня. Был у нас дома, заезжал в офис и, отчаявшись, позвонил маме в больницу.

— Она говорила со мной как-то странно. Сказала, что тебя теперь трудно будет застать, со дня на день ты улетаешь в Ганновер, чтоб заменить там Алексея. Только тогда он сможет вернуться в Москву.

— А она не сказала, что я на даче?

— Нет, про дачу я сам догадался. А она все про Ганновер, про Лешу, про его неприятности.

— Скажи, она была спокойна?

— Нет. Если бы я не знал Инну Владимировну, пожалуй, назвал бы ее манеру агрессивной, но…

— Дай мне, пожалуйста, телефон, — перебила я.

Но тут же поняла, что не смогу воспользоваться телефоном Влада — я не знаю на память номера Лешки. Боже мой, что он натворил! Одним расхлябанным жестом перечеркнул годы моего кропотливого титанического труда — позвонил и рассказал маме про квартиру. Я старалась уберечь ее от малейшего негатива, а он без предисловий выплеснул все.

Я бросилась в комнату и вытащила из сумки телефон. Так и есть! Сначала Лешка позвонил мне — вот его номер на определителе, а не дозвонившись, подступился к матери. Наверное, подумал, что это даже лучше: пусть она уговаривает меня судиться с Глебом Мажаровым.

— О! Натали! — развязно приветствовал меня брат. — Я тут тебе обзвонился.

— Да? — отозвалась я холодно. — А еще кому ты обзвонился?

— Ну, матери позвонил, — сознался он немного воровато. — А чего, нельзя?

— И выложил все без утайки?!

Лешка промолчал.

— Ты до стресса ее довел. — Я уже не могла сдерживаться, говорила все громче и громче, почти кричала. — Стресс, врач сказал, на девяносто пять процентов заканчивается рецидивом.

— Да брось ерундой страдать. — Лешка усмехнулся. — Мать в здравом уме и твердой памяти. Чего ты наговариваешь на нее?!

Я понимала, что дальнейшие разговоры бессмысленны. В прошлый раз, когда с мамой случилось несчастье, брат посоветовал определить ее в интернат. По мнению Лешки, лечение душевных болезней — выброшенные на ветер деньги и время. И сейчас от него никакой помощи не дождешься. Какая там помощь, даже наоборот!

— Значит, так, или ты приезжаешь в Москву и разбираешься с Мажаровым, или я отдаю ему ключи.

— Наталь, ты чего?

— А ты чего?

— Меня, ты понимаешь, не отпускают с работы. Босс отъехал на пару недель, а без него никто этого сделать не может.

— Я все сказала. И запомни: мне не до тебя. Сейчас непонятно, что с мамой. И еще у меня одно известие — я выхожу замуж.

— Поздравляю. — Лешка окончательно скис. — Надеюсь, твой жених — человек порядочный.

— А сам-то ты порядочный?! Если да — немедленно приезжай в Москву и улаживай свои дела сам!

Отжав связь, я еще несколько минут стояла посреди комнаты и жадно, как рыба, выброшенная на берег, хватала воздух ртом. Ну и свинья же у меня братец! Ну и эгоист! Только и думает, что о себе.

— Наташ, иди ужинать! — крикнул Влад с террасы.

И я горячо поблагодарила судьбу за то, что Влад оказался рядом. Вдвоем пережить горе гораздо легче.

Он поил меня чаем, подкладывал в тарелку бутерброды, уговаривал поесть, успокоиться, подождать завтрашнего дня, гладил мои руки и волосы. Я глотала чай пополам с собственными слезами, сгорая от ненависти к Лешке, от боли за мать и странной болезненной нежности к Владику. Чем я смогу отплатить ему за любовь и заботу? А вдруг ничем? Изо всех сил я прислушивалась к своему сердцу, но в нем бушевали иные чувства.

Ночью мы долго лежали без сна, слушали соловья и опять, но уже гораздо осторожнее, чем поначалу, мечтали о будущем. В какой-то момент я почти успокоилась. Влад был так ласков, едва ли не раньше меня угадывал любое мое желание. Мне тоже хотелось сделать что-то хорошее для него. И я знала, что надо сделать. Просто остаться рядом.

Утром мы приехали к маме в больницу. Дело обстояло еще хуже, чем можно было предположить. Вчера вечером с мамой случился нервный припадок. Вела она себя так, что перепуганному персоналу пришлось обратиться в психиатрическое отделение, благо у них в больнице имеется и такое. В психиатрическом отделении приемные дни вторник с десяти до четырнадцати и четверг с пятнадцати до девятнадцати. Мы все же попытались проникнуть туда, но никто не вышел на наш звонок.

— Теперь только после праздников, — объяснила проходящая мимо медсестра.

Мы молча вышли из больницы и вернулись на дачу.

Остатки праздничных дней прошли для меня в адских мучениях. То я бросалась на клумбы, то пыталась развести костер и сжечь мусор, оставшийся после зимы, то вдруг вспоминала о Владе и неслась готовить обед. Ни одно дело не получалось довести до конца — все падало из рук, не клеилось, не сходилось. Однако, за что бы я ни бралась, постоянно помнила о телефоне и с интервалом в двадцать минут набирала номер музыкального доктора. Абонент все время был недоступен.

Затем погода испортилась, пошел дождь, садовые дела пришлось отложить на потом. Закутанная в плед, я сидела на террасе и пила кофе, заботливо сваренный Владиком.

— Поедем в Москву, — предложил он. — День завтра предстоит нелегкий, а мне еще надо домой заглянуть.

— Поедем, — согласилась я.

И в это время раздался телефонный звонок.

Я сразу узнала голос музыкотерапевта. Оказывается, в праздничные дни он проходил курс лечения покоем в деревне в Муромской области. С несвойственным обычно раздражением я заметила, что представители его профессии рано или поздно приобретают сходство со своими пациентами. Почему бы не сказать по-человечески: ездил в деревню?

— А что у вас? Что-то стряслось? — поинтересовался доктор тоном любопытного экскурсанта.

Или глупо рисовался, или я права — у него самого крыша съехала.

— А у нас, похоже, ничего хорошего. — Как умела, я воссоздала картину маминой болезни. — Но это все с чужих слов, я еще не разговаривала с ней.

— Необходима госпитализация.

На этот раз доктор ответил нормально, без кокетливой рисовки. Вопрос о госпитализации представлялся ему серьезным еще и потому, что с ним сопряжены внушительные суммы денег. Музыкотерапевт не замедлил их назвать.

— Хорошо, — вздохнула я. — Когда нам лучше подъехать?

— Давайте завтра, до одиннадцати.

Чтобы немного успокоиться, по дороге в Москву я пыталась мысленно расписать свой завтрашний день. С утра — звонок начальнице. Любаша обожает всякие свадьбы-помолвки и вообще любые истории, в которых фигурируют мужчины. Объясню, что выхожу замуж, потом сделаю загадочную паузу, намекну на проблемы и попрошу разрешения не появляться завтра на работе. Наверняка Любаша снисходительно отнесется к моей просьбе.