Все или ничего - Джудит Крэнц Страница 11

– Что это у тебя в стакане?

– Чай со льдом.

– Ты больное, несчастное, прекрасное, жалкое дитя. Скоро я уложу тебя в постель, и тогда ты почувствуешь себя намного лучше. Намного, я обещаю. Верь мне, как вы тут говорите. Официант! Виски, пожалуйста, чистый, двойной, любой марки. А что хорошенького здесь можно поесть, Фиби? Умираю от голода.

– Большинство заказывает рубленый бифштекс. Это фирменное блюдо.

– Матери почти всех живущих здесь в детстве кормили их рублеными бифштексами, потому что жили бедно, а когда дети подросли, то ушли из дома, потому что больше не могли выносить рубленый бифштекс, они зарабатывали миллионы, чтобы избавиться от воспоминаний о рубленом бифштексе, а теперь они приходят сюда для того, чтобы опять есть рубленый бифштекс. А я закажу натуральный! Большой, исключительно огромный. Так что происходит? Все в порядке?

– Нет, не в порядке. Скажи, что такого ты сделал Джез Килкуллен? Она о тебе весьма невысокого мнения, мой сладкий. Она фактически не только не разрешает мне быть твоим представителем, но и сдать тебе в аренду помещение.

– Джез? Кто позволил ей командовать тобой?

– Дело не в этом, – ответила Фиби, задетая таким подбором слов. – Дело в условиях, о которых мы договорились, когда покупали студию как партнеры.

– Что касается аренды, я могу понять. Но как она может запретить представлять меня?

– Она убедила остальных, что если я возьму тебя, то у меня не будет времени, чтобы должным образом представлять их интересы. Так что же в действительности произошло между тобой и Джез?

– Честно говоря, если бы я сам понимал, то сказал бы тебе. Вообще, Джез в свое время была очередной моей фанатичкой, знаешь, своего рода «Они шли за солдатами». Я никого не принуждаю, не выдаю никаких авансов, но что я могу сделать, если они видят во мне не того, кто я есть на самом деле?

– Известно, что ты спишь с ними, Гэйб, – деликатно заметила Фиби.

– А я никогда и не отрицал. Для того бог и создал их. Но, Фиби, для чего тогда существуют друзья? Такие, как мы с тобой? Ты боролась за меня?

– Не то слово. Но ничего не вышло. Мне очень жаль, Гэйб, правда. Обратись лучше в какое-нибудь крупное фотоагентство. Они ухватятся за тебя руками и ногами.

– Мне не нужно крупное фотоагентство. У меня была «Гамма», у меня была «Сигма», я состою в картотеках лучших агентств, а теперь мне нужно что-то другое. Я хочу иметь хороший выбор, хочу иметь выгодные заказы, за которые платят кучу денег, и я хочу, чтобы ты доставала мне все самое лучшее. Я хочу работать для журнала, который выпускает Бостонский университет, для таких журналов, как «Нэшнл джиогрэфик» и «Дайвершенз», для всех этих толстых глянцевых изданий с фотографиями экзотических мест, которые люди украдкой прихватывают из приемных врачей, для журналов, которые отправляют тебя с заданием на какой-нибудь фешенебельный курорт и платят чуть ли не золотом.

– Боже мой, Гэйб, неужели ты иссяк?

Фиби была поражена. Не один год она слышала, как он презрительно отзывался о таких выгодных заданиях, считая их лакомым куском для бездарей и не иначе как порочными и растлевающими.

– Совершенно верно. Ты поняла правильно. Я всегда говорил, что ты очень сообразительна. Я зашел в тупик. Девятнадцать лет я рисковал жизнью, а теперь повсюду эти вездесущие бригады телеоператоров. Не успею я и близко подойти к месту события, как они уже там. Моя работа больше не нужна, Фиби! Новости появляются на экране прежде, чем я успеваю доставить пленку издателю. Фотографии актуальных событий больше никому не нужны. Я стал динозавром, но у меня хватает ума, чтобы понять это. Так что возвращайся к Джез, и договаривайся, и доставай мне заказы на съемку медведей в заповеднике, отправляй меня снимать, как развлекаются богачи, ныряя с аквалангами, пошли меня делать репортаж с Уимблдонского турнира или очерк «Один день из жизни герцогини».

– Я не могу, Гэйб.

– Она так здорово работает, а?

– Угу.

– Она это может, черт возьми. Я научил ее всему, что она знает. Ну хорошо, не беспокойся, ешь свой рубленый бифштекс. Я сам займусь этим.

– Как?

– Джез – крепкий орешек. Женского рода. А у меня еще не было случая, чтобы я не мог такой расколоть. Предоставь это мне. Гм, бифштекс неплох. А как твой?

– Как у мамы.

Обогнав грузовик, Джез снизила скорость, продолжая ехать в южном направлении по Тихоокеанскому шоссе к ранчо Килкуллен, одновременно возвращаясь мыслями к работе, которую она недавно закончила для журнала «Вэнити фэар».

На второй день съемок Сэма Батлера она деликатно и неощутимо позволила ему почувствовать свое превосходство. Она намеренно подобрала для себя подчеркнуто женственную одежду: классическую до колен белую фланелевую юбку в складку от Ральфа Лорена и строгую белую блузку в благородном викторианском стиле с приколотой под высоким воротником камеей, принадлежавшей еще ее бабке; гладко зачесанные волосы спокойно падали на спину. Все манеры ее поведения – негромкая речь, скромные, сдержанные взгляды, неторопливая плавная походка – отвечали созданному ею образу. Поразмыслив, она пришла к выводу, что, вероятно, сама спровоцировала актера на то, что случилось в первый день, и поэтому считала себя в некотором смысле ответственной за происшествие. При съемках знаменитостей, независимо от пола, всегда присутствовал определенный элемент своеобразного платонического флирта, и ни один фотограф, будь то женщина, мужчина или «голубой», не мог отрицать этого, но тем не менее предполагалось, что на том все и должно закончиться. Бог свидетель, еще ни одному, даже самому лучшему фотографу-мужчине не удавалось сделать таких снимков, какие сделала Джез в день землетрясения.

Почему люди утверждают, что камера не лжет? Заставить ее лгать, задумать и сотворить нужный тебе образ до нелепости просто! Ведь почти любая фотография знаменитости – это тщательно и искусно созданная ложь, которая скрывает или усиливает реальность, достигая тем самым нужного впечатления. А вот заставить камеру, как удалось в случае с Сэмом Батлером, раскрыть и показать истину без прикрас – намного труднее. И все же нашлись бы мелкие, докучливые ханжи, вечно подозревающие людей в грязных намерениях, которые сказали бы, что ни при каких обстоятельствах ей не следовало бы снимать колготок.

На второй день съемок, в среду, Сэм Батлер пришел в «Дэзл» вовремя, с таким видом, будто ничего не произошло, но явно желая воспользоваться возможностями нового землетрясения. Джез понимала, что на этот раз ей не удастся добиться его доверия и заглянуть ему в душу, но ей это было уже и не нужно. Тот основной, изначальный образ, который она, снимая знаменитость, всегда стремилась найти и находила, тот естественный внутренний свет, делающий человеческую личность неповторимой, но скрытый за ореолом славы, был уже обнаружен и зафиксирован в первый день, когда в душе актера вдруг вспыхнула тоска по дому и жажда интимной близости. Проникать в глубины характера и души – это Джез удавалось так же мастерски, как всем талантливым фотографам мира, а нередко и лучше.