Умение не дышать - Сара Александер Страница 11

Когда мне исполнилось двенадцать, отец как-то раз отправил меня в мою комнату.

– Ты слишком большая, чтобы спать с нами, Элси, – заявил он, встав с постели голый. – Если страшно, включай свет, но спи у себя.

Он думал, что я боюсь темноты! Ему и в голову не приходило, что я стремлюсь в темноту.

По четвергам мама ходит к психотерапевту, которого зовут Пол. Домой она возвращается как раз в то самое время, когда мы приходим из школы. Нам не разрешается ее беспокоить. Обычно к тому времени, когда с работы приезжает отец, мама встает и успевает обновить косметику. За ужином она обычно произносит фразы типа: «Ох, глупая я старушка, опять плакала», – но позже, после того как я ухожу спать, я слышу, как она орет на отца. Говорит ему, что он бесчувственный и что пора бы уже знать: когда она говорит, что после сеансов психотерапии ей лучше, это на самом деле неправда.

Сегодня я жду целый час, прежде чем отнести ей чай. Она лежит на кровати, раскинув руки и ноги, будто тряпичная кукла. Рядом с ней старый потертый плюшевый медведь – когда-то он был моим. Мама меня не замечает, и я ставлю чай на тумбочку у кровати. Чай она никогда не пьет. Проходит какое-то время, и я выливаю остывший чай из кружки за окно, в наш заросший сад. Под окном валяется несколько разбитых кружек, но выбросила их туда не я.

Диллон и отец не так терпеливы с мамой, как я. Она говорит, что они не так горюют об Эдди, как она, а я не знаю, правда это или нет. Может быть, отчасти правда. В одной из книжек мамы о том, как справиться с горем, я прочла, что мать всегда страдает сильнее всех остальных, потому что она выносила и родила ребенка. Правда, в этой книжке ничего не сказано про двойняшек. Как-то раз я спросила об этом Диллона, и он мне сказал, что, пожалуй, самая крепкая связь с Эдди была у меня, а еще он сказал, что, на его взгляд, читать книжки про то, как справиться с горем, глупо. Он еще сказал, что маме, вместо того чтобы читать такие книжки, было бы лучше вернуться на работу на полный день и лучше заботиться о семье. Она работает ресепшионисткой при кабинете стоматолога-хирурга три раза в неделю, а работу эту она нашла, еще когда училась в школе. Вместо того чтобы закончить школу, она стала работать, мечтая накопить денег на сапоги до колен. И когда я прошу у нее немного карманных денег, она говорит, что последним, что она купила для себя, были эти самые сапоги.

Есть одна хитрость – как незаметно уйти из дому. Нужно прижать стекло к раме, когда открываешь парадную дверь, чтобы оно не задребезжало, а потом прижать его с обратной стороны. Никто не знает, что я ушла. Я не сразу решаю, что пойду в бухту. Я просто иду по улице и вдруг начинаю вспоминать про Тэя, про то, как он курит, – так изящно. Если бы не дым, то и не заметишь, что он делает. И тут мне на память приходит мужчина, которого я увидела внутри заброшенного яхт-клуба, и женщина в серебристом гидрокостюме.

Когда я добираюсь до бухты, уже темно. Поднимаюсь по расшатанной лестнице на веранду, ступеньки скрипят. Приходится прижаться носом к стеклу окна, чтобы заглянуть внутрь. Мужчина в очках стоит, облокотившись на барную стойку, и читает газету. Его волосы чуточку тронуты сединой. Они легкие и взъерошенные. Кожа у него на щеках обвислая. Переворачивая страницы, он облизывает палец и то и дело сдвигает очки на лоб. В конце концов он отрывает взгляд от газеты. Я испуганно приседаю под окном, но на секунду опаздываю.

Дверь открывается.

– Замерзнешь тут, – говорит мужчина с улыбкой. – Если хочешь, входи.

– Мне и тут хорошо.

Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться, и я беру его за руку, потому что не знаю, что еще делать.

– Я как раз чай готовил.

Он уходит за стойку и наливает из чайника кипяток в две чашки. При этом с его лица не сходит улыбка, и он двигает плечами и руками так, будто слышит какую-то музыку. Я забираюсь на скользкую барную табуретку, обхватываю ногами ножки, но все равно у меня такое чувство, будто я, того и гляди, соскользну с сиденья.

– Вы хозяин? – спрашиваю я, когда мужчина шагает через зал.

– Теперь – да, – с гордостью в голосе отвечает он.

Зубы у него такие белые, что, на мой взгляд, он мог бы быть голливудским актером.

– Мы с сыном собираемся отремонтировать эту постройку и превратить ее в дайвинг-клуб. И он будет открыт для всех – любой сможет прийти сюда, выпить и закусить, но, кроме того, мы будем давать напрокат принадлежности для сноркинга и снаряжение для дайвинга, будем устраивать погружения, иногда будем давать напрокат лодки. У меня большие планы для этой маленький бухточки. Видишь вон там лодки? Несколько из них я купил. Они порядком сгнили, но я заменю часть досок, и они станут как новенькие. Мы будем готовы открыть дело примерно через месяц.

– Ух ты, – говорю я, гляжу внутрь чашки с черным чаем и гадаю: а вдруг Тэй и есть сын этого человека?

– Меня зовут Мик. – Мужчина пожимает мне руку. – А тебя как звать?

Я улыбаюсь. Ну да, он же еще не знает.

– Элси, – произношу я осторожно, как будто бы первые выговаривая свое имя. Поудобнее устроившись на табурете, я сажусь прямо. – Элси Мэйн.

– А почему ты здесь в четверг вечером? – спрашивает Мик. – Потеряла подружек?

– У меня нет никаких подружек, – говорю я. – У меня только брат есть, но я не знаю, где он сейчас.

Мик говорит мне, что живет в Манлочи.

– Тихое маленькое местечко.

Манлочи – в нескольких деревушках от нас, ближе к Инвернессу. Там еще живет психотерапевт Пол. Там вообще ничего нет, даже магазина «Со-ор».

За барной стойкой висит постер с изображением бледнокожей женщины под водой. Она улыбается, и от уголка ее губ вверх тянется цепочка пузырьков. Черные волосы отброшены водой назад и похожи на шелковый шарф. Тело, облаченное в серебристый гидрокостюм, длинное и гибкое. Руки подняты и похожи на крылья птицы перед взлетом.

Мик замечает, куда я смотрю:

– Это Лайла Синклер. Чемпионка по фридайвингу среди спортсменов моложе двадцати одного года. Самая глубоководная девушка в Шотландии. – Он подмигивает и тихо говорит: – Я сам ее тренировал.

– Она красивая, – говорю я, завидуя ее фигуре.

– Это она была на том видео, которое ты смотрела на днях через окно.

Я не отвечаю. Мик снова подмигивает мне. Я против воли улыбаюсь. Делаю глоток, и горячий чай обжигает мое горло и легкие. Понимаю, что попозже у меня нёбо станет шершавое, а от кончика языка будут отслаиваться кусочки.

– Ты плавать умеешь, Элси?

– Умела раньше, – говорю я, очень надеясь, что Мик не заметит дрожи в моем голосе.

– Если умеешь плавать, сможешь и нырять. Единственная разница в том, что надо задержать дыхание и уйти в воду с головой.

От одной только мысли об этом у меня кружится голова. Я говорю Мику, что мне пора домой.