Замри, умри, воскресни - Мэриан Кайз Страница 117

Она положила руку на живот — так ведь все делают, да? Вот видите, как все естественно получается. Какой он будет, их малыш? Темноволосый, беленький или рыжий? Он будет волевой, решила она. И неважно, в кого из родителей. Наверное, как раз в этот момент их ДНК это решают и борются между собой за главенство.

2

«Этот ужас преследовал Катриону уже давно, а сейчас он стал явью — пострадал уже четвертый ребенок. Теперь она не сомневалась. Она давно это знала. Уж больно высока была заболеваемость раком в районе — что-то же должно ее вызывать».

Никто меня не слушал. Я находилась в книжном магазине в Шеффилде, в рамках моей позорной рекламной поездки по стране. Восемь десятков набившихся в зал женщин изучали свои ногти, пересчитывали квадратики в узоре на ковре, решали, что приготовить на ужин, — одним словом, занимались чем угодно, чтобы только убить скуку, пока я читаю свое гениальное творение.

Я быстро обвела аудиторию взглядом; группка женщин в белых халатах; троица, которую попросили сесть подальше, чтобы не закрывать остальным обзор своими высокими шляпами; подружки в первом ряду, все с самодельными волшебными палочками — буйство блеска и пуха. Конечно, в зале было много и самых обыкновенных женщин, однако глаз невольно выхватывал тех, кто чем-то выделялся.

По залу пробежала очередная волна кашля, и я решила сократить последний кусок: мне уже приходилось так делать — примерно через раз. Они скучали до такой степени, что я не чувствовала себя вправе продлевать их агонию.

«Катриона сняла трубку. Давно надо было позвонить…»

Я выдержала паузу, давая залу осознать, что чтение окончено, после чего сказала:

— Спасибо. — Я тихо опустила книжку. Последовали вежливые аплодисменты, а когда они стихли, я спросила:

— Есть вопросы?

На ноги вскочила одна женщина. «Не спрашивай! — мысленно молила я. — Пожалуйста, не спрашивай!» Но она, конечно, спросила. Каждый вечер первый вопрос после чтения был один и тот же.

— Вы собираетесь писать продолжение «Мими»?

Одобрение зала ощущалось почти физически. Все дружно закивали. «Я тоже хотела об этом спросить», — висело в воздухе. «Хороший вопрос. Да, очень хороший».

— Нет, — ответила я.

— А-а-ах, — простонал зал. Это было не просто разочарование, а обида, почти гнев. Первый ряд заколыхался волшебными палочками, а три «ведьмочки» в задних рядах сняли свои шляпы и прижали к груди в знак уважения к безвременно почившим.

В отчаянии я принялась объяснять, что «Мими» была написана в едином порыве, как моя реакция на ограбление.

— А нельзя сделать так, чтобы вас снова ограбили? — предложила еще одна дама. В шутку, разумеется. Так я думаю.

— Ха-ха-ха, — сказала я, приклеив к лицу улыбку. — Будут еще вопросы? — Я коснулась лежащей передо мной книги, стараясь напомнить им, по какому поводу мы собрались, но все без толку. Все последующие вопросы, без единого исключения, были о «Мими».

— Прототипом Мими были вы?

— Место действия «Мими» — настоящее?

— Прежде чем писать, вы обучались белой магии?

Я старалась отвечать вежливо, но я уже начала ненавидеть Мими, и это поневоле сквозило в моих ответах. Затем настало время автографов, и толпа радостно выстроилась в очередь. Но вместо того чтобы брать красиво оформленные книжки в твердых обложках, каждая из присутствовавших доставала из сумочки «Мими». Книжки были такие потрепанные, как если бы их перед этим терзала целая стая бродячих собак. Мне сделалось не по себе.

Тем не менее разговор с каждой новой поклонницей по-прежнему повергал меня в смущение.

— Спасибо, что написали «Мими»…

— Как мне понравилась ваша книжка…

— Вы мне просто жизнь спасли…

— Я ее раз десять читала, не меньше…

— У меня ее все друзья перечитали…

— Это лучше любого антидепрессанта…

— Я так ждала встречи с вами…

Мне дарили волшебные палочки, самодельную помадку, заклинания, начертанные на клочках бумаги, я даже получила приглашение на друидскую свадьбу. Большинство женщин жаждали сфотографироваться со мной, как с Мирандой Ингланд в тот достопамятный вечер.

Если бы моя карьера не зависела так сильно от успеха новой книги, я бы спокойно наслаждалась их любовью и радовалась, что сумела своим произведением тронуть столько сердец. Но моя карьера очень зависела от второй книги, а из восьмидесяти с лишним пришедших на встречу ее купили только двое. Накануне в Ньюкасле было продано три экземпляра, перед этим в Лидсе ушел всего один, столько же было куплено и в Манчестере, а в начале недели в Бирмингеме никто вообще ничего не купил. Все это очень плохо.

По дороге в отель я включила мобильный и всеми фибрами души стала молиться, чтобы пришло сообщение от Жожо. О том, что издательство хочет предложить мне полмиллиона фунтов за мою следующую книгу. (От отчаяния я дала волю фантазии.) Или хоть с какими-то новостями, любыми. Уже неделя, как она отправила Тане первые семь глав моей новой книги, наверное, какой-то ответ уже должен прийти? Но леденящий электронный голос произнес: «Сообщений в вашей голосовой почте нет», — и я позвонила Антону. Он был дома вдвоем с Эмой.

— Что-нибудь слышно?

— Звонила Жожо — не хотела отрывать тебя, но новостей пока нет. Сегодня Таня опять не перезвонила, и Жожо решила пока ее не дергать.

У меня ком встал в горле. Сегодня пятница. Значит, до понедельника. Ждать все выходные, гадать, что там впереди.

Меня ужасал размах нашего с Антоном просчета. Теперь было ясно, что контракт с издательством надо было подписать еще в мае, как нам и предлагали. Но в тот момент все шло настолько чудесно, что казалось невероятным, чтобы спустя всего несколько месяцев моя книга провалится с таким треском, что впору заканчивать литературную карьеру.

Оглядываясь назад, я видела, что «Докин Эмери» потихоньку начало от меня отворачиваться еще в августе. Теперь было ясно, что Танин припадок с обложкой был спровоцирован кем-то из крупных оптовиков, дрогнувших оттого, что вторая книга оказалась так же «похожа» на первую, как морковка на усы Гитлера.

Никто мне тогда ничего не сказал. Официального уведомления о том, что заказы урезаются, я не получала, равно как и о том, что издательство потеряло в меня веру, но это чувствовалось по их натужно бодрым приветствиям и настороженному выражению глаз. Однако, памятуя о жестокости нашего мира, я продолжала надеяться. Главное — не воспринимать ситуацию как безнадежную, тогда и жить легче.

Сухой остаток таков: если «Докин Эмери» решит не возобновлять мой контракт, не только на моей писательской карьере можно ставить крест, но и с домом нам придется расстаться, ведь кредит на его приобретение нам дали на том условии, что мы выплатим сто тысяч сразу, как я получу от издательства новый аванс. Других источников дохода у нас не было. Рассчитывать можно было только на следующую порцию авторских, которая должна прийти не ранее чем в марте, то есть аж через пять месяцев. Короче: не будет контракта — не будет и денег на погашение ссуды, а следовательно — прощай, любимый дом.