Ты мой выигрыш - Екатерина Шварц Страница 12

Попросил отца устроить мне разговор с Лизой. Не знаю, чего это ему стоило. Но через сутки я, наконец, смог услышать ее голос:

— Алло.

— Лиза, — говорил, а самого трясло, как в лихорадке от одного ее голоса — это я, Максим.

— Максим… — голос как у пьяной, мать твою.

— Да, почему ты мне не писала? Что с тобой, малыш?

— Со мной? Все хорошо. Не писала… я так устала, извини, хочу спать.

Она еле говорила. У меня внутри все похолодело от предчувствия.

— Как там наш малыш? — произнес на одном дыхании.

— Малыш… ребенок… — долгая тишина в трубке. — Он умер, — ответила она каким-то загробным голосом.

Я вспыхнул мгновенно, как факел, от правды:

— Ты сдохнешь, сука, в муках сдохнешь за моего умершего сына!

Орал, кричал, долбил телефонную трубку, из которой доносились гудки. Ломал все, что под руку попалось. Мечтая только об одном — добраться сейчас до нее и вырвать суке сердце. Хорошо, что меня после этого звонка на пару дней в карцер посадили. Отсиделся в холодном помещении, отрезвил голову, заморозил сердце. Я не принял предложение отца. Знал, приду сейчас домой и просто убью ее. Нет, она не заслуживает легкой смерти. Ей будет уготована другая судьба.

Отслужил следующий год верой и правдой Родине. Мечтая в тайне умереть от очередной пули, не знал, как жить дальше. Возвращение домой не принесло облегчения. Только приехал, как узнал о ее свадьбе с Левшой. В тот же день отец меня увез за границу, где я жил в постоянном пьяном угаре, где родилось мое окончательное желание уничтожить Лизу…

Все эти десять лет верил: в холоде бетона карцера я навсегда похоронил чувства к ней, закопал и поставил могильную плиту. И до сегодняшнего дня плита стояла крепко… а теперь она начала трескаться…

Я не могла уснуть. Да и как это сделать, если подушка уже насквозь мокрая от слез, а они и не думают останавливаться. И перед глазами Максим стоит…

Столько лет я пыталась смириться, научиться жить без него. Жить научилась, но вырвать из сердца не смогла. Он стал не просто моей первой любовью, Макс — моя единственная любовь. Не знаю, что будет дальше, но сердце навсегда останется принадлежать ему. Он своего добился.

Я улыбнулась сквозь слезы. Как Максим меня добивался! От воспоминаний дух захватило. С первых минут знакомства Старов дал понять — или я с ним буду, или ни с кем. Меня это, конечно, взбесило. Кто он такой? Возомнил себя царем? Не замечала его, игнорировала все разговоры и предложения, поступающие от него, но за партой, правда, с ним сидела.

Я помнила о причастности его семьи к делу моих родителей. Поэтому старалась убить на корню его попытки стать друзьями. Меня бесила его настойчивость: куда бы я не пошла, что бы не делала, он был везде. Это злило. Но и вода точит камень. Постепенно я привыкла к его постоянному присутствию рядом. Мне нравилось, что он молчит и просто смотрит на меня. Ходит рядом, но не приближается. Он словно давал мне время привыкнуть, завоевывал меня потихоньку.

Какая девушка устоит, да еще в подростковом возрасте, когда ее добивается первый парень школы! И я сдалась. Мы начали встречаться. С каждым днем Максим раскрывался для меня с совершенно другой стороны. Это с виду он был жестким, порой циничным не по годам. И только я знала — за всей этой злостью скрывается ребенок, которого предал родной отец, которого просто не долюбили.

Максим не любил, когда с ним спорили, указывали, что делать, как жить. Эту реакцию он выработал в себе для отца, но она перетекла в жизнь. Но со мной он так не поступал. Прислушивался, советовался, старался поступить так, чтобы нам обоим было хорошо.

Его отец был против наших отношений с самого начала. Я это видела, знала. Но тогда это было неважно. Да и за все время Семен Анатольевич ни разу не удостоил меня встречей или разговором.

Нас поддерживала его мама. Чистый и добрый человек, который напоминал мне мою бабушку. Я искренне ее полюбила. А когда она умерла, плакала по-настоящему. Максим страдал сильно. На людях он держался, но наедине плакал, уткнувшись мне в плечо.

— Ну почему Бог отнимает у нас самых дорогих людей, Лиз? — спрашивал он.

— Не знаю, — у меня не было ответа на его вопрос. — Я задавалась этим вопросом не единожды, после того, как потеряла своих родителей.

— Жизнь не справедлива.

Да, не справедлива и жестока. После смерти матери Максим окончательно разругался с отцом. И я была одной из причин этой ссоры. Он рассказал мне, определенно опуская подробности. Мы стали жить вместе, планируя наше будущее. Спасибо бабушке, она нам помогала. Мне удалось поступить в институт на юридическое отделение — моя мечта обещала сбыться. А вот Максим даже в техникум не смог подать документы. Семен Анатольевич так решил наказать сына.

Старов-младший не испугался. Нашел работу обычным грузчиком. Я поддерживала его. Понимала, для выросшего в достатке парня, тяжелая физическая работа — испытание. Но он все стойко выдерживал. Вечерами сидел со мной и учил конспекты, помогал с учебой.

За все время нашей дружбы Максим не позволял себе ничего лишнего, хотя я, чего греха таить, мечтала о близости с ним. Он, как законопослушный гражданин, ждал моего совершеннолетия. А потом я стала его женщиной во всем понимание этого слова. Когда день с его рутиной отступал, и приходила ночь, мы уносились в мир сказочного удовольствия. Изучали друг друга, учились дарить удовольствие руками, губами. Наши тела были музыкальными инструментами, на которых мы играли чувственные мелодии. А потом засыпали, тесно прижавшись друг к другу.

Моя жизнь была прекрасной. Дом, интересная учеба, любимый рядом. Все было хорошо. Пусть в паспорте не стоял штамп. Этого не требовалось. Я знала — Максим не предаст меня никогда. Мы не планировали ребенка, но известие о том, что я беременна, стало самым счастливым моментом в моей жизни.

Максим был горд. Он больше светился от счастья, чем я. Рассуждал, кто же родится, как назовем. Строго решил — идем и расписываемся. Хватит уже жить не по-людски. А потом его призвали. Он очень переживал за нас, но ничего поделать было нельзя. Стоя у военкомата, я впервые подумала: «Все изменится». Так и получилось.

Его забрали в Чечню. Там и сейчас стреляют и убивают, но тогда это было еще страшнее. Каждую ночь, засыпая, я молила Бога, чтобы Максим остался живым. Из-за постоянного психологического напряжения беременность протекала сложно. Несколько раз меня клали на сохранение. Требовались витамины и особое питание. Жить на бабушкину пенсию было тяжело, да и задерживали ее периодически. Бабуля вязала носки, свитера, шапки и продавала. Идти к отцу Максима с просьбой о помощи я бы никогда не решилась.

От Макса не было не строчки. Мои письма уходили к нему еженедельно, но он не отвечал… Неизвестность пугала все сильнее. Вместо положенного набора веса, я теряла килограммы.