Когда ты станешь моей 2.Обнуляй - Мария Высоцкая Страница 12

- Поняла, - кивок, - а ты не думаешь, что я могу его убить? – тонкая бровь поползла вверх, а на губах загорелась триумфальная улыбка. - Или просто сделать его калекой? Представь, какая это будет трагедия, а кто виноват Саш, а? Ты, наш папочка.

- Ты отдаешь себе отчет в том, - касаюсь ладонью ее горла, - что говоришь? – сдавливаю тонкую шею, слыша ее тихий хрип. - Я так не думаю. Если ребенок родится больным, я тебя убью, если он умрет - убью, если ты еще хоть раз заикнешься о подобном - убью, ну и на финал, если решишь сбежать, найду и посажу на цепь. И я сейчас не в переносном смысле, - разжимаю захват, и Анф сразу хватается руками за свое горло.

- Больной ублюдок.

- Очень надеюсь, что ты меня услышала, - оставив бокал на столике, поднимаюсь с дивана, - ты же сама в это влезла. Зачем ходила к моей матери? Чего добивалась?

- Чем она лучше, Доронин? Она тебя бросила, предала, она убила вашего ребенка, но ты продолжаешь ненавидеть всех вокруг, кроме нее, - захлебываясь слезами.

- Ваше главное отличие в том, что она никогда даже мысли не допустит о том, чем ты мне здесь угрожала.

- Она тебя предала!

- Я ее тоже. Разговор окончен, заткнись и вали наверх.

Мартынова вскакивает с дивана и бегом несется на второй этаж. Смотрю ей вслед и, выключив телевизор, выхожу на улицу, не хочу оставаться в этом доме.

- Глеб, - говорю в рацию, - пусть водитель подгонит машину, я уезжаю.

Из особняка возвращаюсь в свою городскую квартиру, спать ложусь в костюме на диване, не выключая свет. Меня мгновенно вырубает, а просыпаюсь я лишь утром, от громкого голоса Глеба.

- Александр Николаевич, пора ехать. Регина сказала, что вы вчера назначили совещание и уже опаздываете на двадцать минут.

- Пусть она их разгонит.

- Не думаю…

- Александр Николаевич, - вопль из динамика мобильного, стоящего на громкой связи, - это важное совещание, вы же помните, что…

- Выключи ее, скажи, что еду. 

Марина

- Маринка, - Нонна приподнимается, расставляя руки по разные стороны, - наконец-то мы встретились.

- И не говори, - присаживаюсь за столик, закидывая ногу на ногу. Пальцы на автомате поправляют короткие волосы.

Два года назад я впервые подстриглась почти под мальчика, хотела перемен, но теперь отчетливо могу сказать, перемены не в длине волос, они в нас.

Нонна тушит в пепельнице сигарету, а я стискиваю зубы. Давно бросила эту дурную привычку, но иногда рука сама так и тянется к этой гадости.

- Ломает? – подружка издает тихий смешок.

- Нет, - прищуриваюсь, а после растягиваю губы в широкой улыбке.

- Давай выпьем.

- Что за повод?

- А нам нужен повод?

- Не знаю, - пожимаю плечами.

- Ну раз тебе нужен повод, он будет. Самир сделал мне предложение.

- Да ладно?! Нонночка, я тебя поздравляю.

- Спасибо.

Киселева подзывает официанта, а я невольно вспоминаю, как мы с ней познакомились. Это было на втором месяце моей жизни здесь. Ее дочь попала в мой класс, маленькая восьмилетняя девочка, очень сильно отличавшаяся от других, за что ее часто дразнили. У девочки были проблемы с речью, и Киселева, конечно же, пришла в школу за скандалом. Ее не устраивала травля ребенка, в чем я с ней была солидарна. Позже Линду перевели в другую школу, но мы с Нонной не перестали поддерживать отношения, медленно трансформирующиеся в дружбу.

Ноннка тоже была приезжей, сбежала от московских проблем, в которые ее впутал муж. игрок. Она пыталась ему помочь несколько лет, но он не хотел этой помощи. Влез в огромные долги, с которых и началось колесо проблем, от угроз до реальных действий, таких как поджог квартиры и избиение мужа до предсмертного состояния. Она боялась за дочку, себя, прекрасно понимая, что человек не изменится, он просто не хочет. Зависимость стала гораздо сильнее его самого.

В Москве она работала психиатром в частной клинике, и это давало ей возможность таскать мужа по врачам, когда она еще верила в то, что может все исправить.

 Первое время нашего общения я очень боялась того, что она невольно поставит мне диагноз. Кто-кто, а я точно не похожа на вменяемого человека. Может быть, внешне этого и не заметно, но внутри творится полный крах.

Мне понадобилось немало времени и усилий, чтобы это понять. Разобраться в себе и тех ужасах, которым я открыто поспособствовала.

Первым стала беременность, желанная, маниакальная. На тот момент мне было необходимо о ком-то заботиться. Доронин делал для меня все, любил больше жизни, но очень редко находился рядом. Он жил своей жизнью, той, которой я всегда опасалась. Той, в которую не хотела вступать изначально. Я нуждалась в человеке, которому буду дарить свою любовь, пока Сашка завоевывает мир. А когда поняла, что даже с этим у меня проблемы, погрузилась в депрессию, мгновенно переросшую в манию. Я больше не чувствовала себя полноценной. Я настолько ушла в себя, что в какой-то момент осознала одно - я не смогу сделать его счастливым. Просто не смогу.

Изначально все дело было лишь во мне. Это я хотела всего и сразу, я была безалаберной дурой, живущей в райском саду, не зная проблем. Если бы тогда я не села в самолет, то все могло бы сложиться иначе. Малыш остался бы жив, но даже это не было бы гарантией того, что трагедия бы нас миновала.

Это сложно принять, смерть — это всегда больно, а когда эта кровь на твоих руках, больнее вдвойне.

После операций, реабилитации я часами смотрела в одну точку, сидя в огромной белоснежной палате. Я так его ждала, так хотела его присутствия, но он не появлялся, и я придумала себе, что так, наверное, даже лучше. Продолжая каждое утро ждать прихода врача, который скажет: там ваш муж приехал. Но никто ничего не говорил.

Доронина не было, а все свои порывы позвонить ему я заталкивала куда подальше. Это было моей ошибкой, а может быть, и спасением. Пока я находилась в больнице, в его доме поселилась Мартынова. Она вовремя вошла в его жизнь, как и обещала мне когда-то. Ведь тогда она была во всем права, она сможет принять все те ужасы, которые происходят в его жизни. Она сможет, а я не смогла, как она и обещала. Увидеть ее, понимая, что он спал с ней, пока я торчала в больничной палате, прямой путь к саморазрушению. Я ненавидела себя за содеянное, его - за то, что изменил. Изменил, пока мы были мужем и женой. Уже тогда я была готова повернуть назад. После кладбища в его доме, после развода, все казалось пустым. Все мои обиды и истерики. Обнимая его в кабинете, чувствуя его тепло, я знала одно - я не смогу улететь. Просто не смогу без него.

Но все получилось иначе. В том, что произошла трагедия, виноват каждый из нас. Конечно, моя вина больше, не будь я такой дурой… хотя сейчас сокрушаться о прошлом бессмысленно…