Хранитель забытых тайн - Кристи Филипс Страница 12

— Может, все думали, что сейчас так носят.

— Бог его знает, что они думали. Американцы совсем другие: душа нараспашку, что на уме, то и на языке, особенно перед иностранцами. Ты посмотри, что по телевизору творится: на всю страну рассказывают об интимных подробностях своей личной жизни и, похоже, получают удовольствие.

— Очко в пользу Англии.

— Верно.

— Но та женщина, как ее там…

— Каролина Сатклифф?

— Ну да. Ишь ты, злючка какая… сказала бы в рифму, что я о ней думаю… в общем, ты поняла. Она же нарочно подсадила тебя к этому старикану. Наверняка заранее знала, что все так выйдет.

— Откуда ей знать, что он плеснет мне вино на платье?

— Вино, не вино — какая разница? Просто знала, что обязательно случится что-нибудь в этом роде.

Обед закончился, и по сложившейся в давние времена традиции все собравшиеся отправились в резиденцию магистра выпить послеобеденного коньяку и пообщаться в менее формальной обстановке: старшие коллеги должны были лично представиться каждому из новеньких. Это было в каком-то смысле даже весело — она впервые в жизни знакомилась сразу с такой толпой (полторы сотни, подумать только) самых разных людей, — но, увы, это означало и то, что с Эндрю поговорить опять не получится: ну обменяются парой вежливых шуток, как и с остальными коллегами, самое большее. Есть от чего расстроиться… а вот Эндрю, похоже, и глазом не моргнул.

— Ну почему я не понимаю других людей? — жаловалась Клер, — Бог знает, что они обо мне думают. Кроме этой противной Сатклифф, она наверняка ненавидит меня из солидарности со своей «самой лучшей» подругой.

— Да не все ли тебе равно?

— Конечно, не все равно.

Да, существует как минимум один человек, в чьи мысли ей очень хотелось бы проникнуть, но он так же загадочен и непонятен, как и все остальные, если не больше. Почему Эндрю Кент даже не попытался сесть рядом с ней во время обеда? Ведь во всем Тринити она практически больше никого не знает. Разве он не чувствует за нее ответственности, разве не должен был взять ее под свое крылышко?

— Кажется, я так и не привыкну к здешним порядкам, — призналась Клер.

— Почему?

— Во-первых, я не мужчина. Я просматривала список преподавателей, так вот, всего их сто шестьдесят, из них женщин двадцать семь человек. Это шестнадцать процентов, не больше, то есть одна женщина на пять целых и девять десятых мужчин.

— Правда? Интересно, как выглядит этот девять десятых.

— Опять ты смеешься. Студентов почти одинаково, примерно пятьдесят на пятьдесят. Но среди преподавателей мы меньшинство, да еще какое.

— Выходит, это клуб бывших однокашников?

— Похоже, что так.

— Ну и что, ничего страшного. Тебе же лучше, есть стимул работать, если хочешь всем там утереть нос. Помни, твои успехи — это успехи женщин, которые придут после тебя.

— Я тоже об этом думала. Но мне от этого не легче.

— Послушай, Клер, — переменив тон, серьезно сказала Мередит, — Мы с тобой не первый день знакомы, и я знаю, что у тебя есть все, чтобы с успехом воспользоваться этим шансом.

— Мне бы твою уверенность.

Клер оглядела выделенную ей квартиру: в гостиной посередине обеденный стол на четверых, уютное кресло и торшер; к ней примыкает кабинет с письменным столом, книжными полками и компьютером, спальня и ванная комната. Окна гостиной и кабинета выходят на Нью-корт, названный так, потому что эта площадь была обстроена всего каких-нибудь двести лет назад [13]. Квартира довольно большая и светлая, да и вообще приятная, она такого, ей-богу, не ожидала. Грех жаловаться. Что там говорить, просто потрясно. Тринити-колледж очень отличается от американских колледжей и по архитектуре (это ряд зданий, каждое со своим внутренним двором, где студенты и преподаватели живут и учатся или работают), и по учебным планам, и по стилю преподавания. Вот в американском университете она бы сразу вписалась и в обстановку, и в отношения между людьми; ведь в академической среде Клер провела почти всю свою жизнь.

— Да, я женщина и нас тут меньшинство, — продолжала Клер. — Но не это меня беспокоит. Понимаешь, я — американка. А еще я — это я. У меня дурная привычка всегда говорить, что я думаю, причем за словом в карман не лезу.

— Ах вот оно что.

Клер вдруг ясно представила, как за три тысячи миль по ту сторону Атлантического океана ее лучшая подруга понимающе кивает.

— Да, придется тебе наступить на горло собственной песне, — посочувствовала она.

— Ты так думаешь?

— В общем, веди себя хорошо. И держи хвост пистолетом.

Довольно скоро Клер узнала, что основной формой обучения студентов во всех колледжах Кембриджа является так называемая супервизия, то есть часовые индивидуальные занятия, которые проходят в помещениях для преподавателей — она считается краеугольным камнем академической системы университета. Теоретически студенты должны заниматься у всех преподавателей факультета, включая самых старых. На практике основную нагрузку супервизии берут на себя преподаватели молодые, причем у некоторых бывает до двадцати студентов в неделю и даже больше. Клер была в Кембридже новичок, и, возможно, поэтому ей дали нагрузку в двенадцать человек, и за это она была очень благодарна руководству. Студенты приходили к ней в дневные часы по расписанию с понедельника по четверг, по три студента в день, начиная от часу дня. С каждым из них она обсуждала написанный им за неделю реферат и предлагала тему нового; готовый реферат должен был сдаваться за сутки до очередной встречи. Клер его прочитывала и выставляла оценку, а во время обсуждения предлагала свое понимание темы, отмечала ошибки, подсказывала, как можно сделать работу лучше. Кроме занятий по системе супервизий, раз в неделю она помогала небольшой группе студентов первого и третьего курсов готовиться к письменной работе по одной из тем предмета; эти занятия проходили в форме свободных дискуссий, где они обсуждали такие, например, проблемы, как «разница между историей и мифом». Остальные занятия студентам, в общем-то, посещать было не обязательно, хотя в университете постоянно читалось много лекций и проводились семинарские занятия по самым разным разделам знаний. Первокурсники экзаменов не сдавали, они начинались только в конце второго года обучения.

Эта система предъявляла к молодым людям огромные требования: надо было уметь превосходно писать, самостоятельно работать и, как Клер скоро поняла, демонстрировать определенную ответственность и зрелость, которых не всегда хватает восемнадцатилетним юнцам. Она скоро выяснила, что студентов можно четко разделить на две группы: тех, кто много и не жалея себя работает, и тех, кто в учебе старается делать все «левой ногой», а основные усилия направляет на изобретение предлогов, чтобы пропускать занятия или не выполнять вовремя задания.