Страсти в сентябре - Наташа Колесникова Страница 12

— Все нормально, Саманта? Извини, у нас тут по-простому, не как в городе…

— Нормально, Илья Петрович! — радостно сказала Саманта, поворачиваясь к старику.

— Ох… извини… — Он попятился к двери, резко повернулся и побежал в дом.

Саманта пожала плечами, посмотрела на свои голые груди — не очень-то они сексуальные, да она и не стремилась иметь бюст, как у Памелы Андерсен. И чего это он так испугался?

Она почистила зубы, умылась теплой водой, облилась ею, жалея, что она теплая, потом растерлась махровым полотенцем, надела футболку и побежала в гостиную. Там переоделась во все сухое и чистое — белье, джинсы, футболка, кожаная куртка. И пошла искать хозяев. В доме их не было, вышла во двор, а там ее ждала Валентина.

— Давай в кухню, — позвала она.

В кухне уже был накрыт стол — салат из помидоров, сковородка с яичницей (не меньше десятка яиц было затрачено на нее), миска с кусками жареной курицы. Приятно было видеть, что никто из хозяев не прикоснулся к еде до ее появления.

Нет, что ни говори, а классно было в этой станице Левобережной! И вправду назвать ее деревней (какие показывали по телевизору) язык не поворачивался.

— Присаживайся, Самантушка, — сказала Ирина Васильевна, наполняя ее тарелку.

Солидная порция яичницы, три ложки салата из аппетитных мясистых помидоров, куриная ножка…

— Это завтрак? — удивленно спросила Саманта.

— Завтрак, деточка, а как же иначе? Вы там, в городе, привыкли питаться овсяными кашами, ну так хоть поешь в свое удовольствие.

— Давай, — сказала Валентина, перед которой появилась такая же полная тарелка, — привыкай к деревенской жизни.

— И по рюмочке, чтоб голова не болела, — сказал Илья Петрович, разливая в рюмки водку.

— Вот так, прямо с утра? — изумилась Саманта.

— А как же? По одной, чтоб голова не болела и все было замечательно.

— Валь?

— Не обижай родителей. По одной можно, — сказала Валентина. — На большее до вечера не рассчитывай.

Спустя полчаса они сидели под виноградником, Саманта срывала шарики «Изабеллы», покрытые голубым «инеем», смаковала их и блаженно жмурилась.

— Валь, я хочу тут остаться жить. Прикинь, сожрала столько, думала — на ноги не встану, а даже не чувствуется. Слушай, а твои родители такие интеллигентные… Кто они?

— Папа работал главным технологом винзавода, мог бы еще работать, но был слишком принципиальным, это не понравилось новым хозяевам, отправили на пенсию.

— Не позволял разбавлять вино?

— Что-то в этом роде. Не позволял нарушать технологию. А мама работала в сельсовете, но и ее отправили на пенсию.

— Новая администрация? Вот козлы, а!

— Да ничего страшного, у них приличное хозяйство, свой огород, куры, свиньи, так что пенсии вполне хватает. Ну и я… помогаю, конечно.

— Валь, вот эта курятина… что-то совсем невероятное. Такой вкус обалденный… Я тебе скажу — никакая осетрина с ней не сравнится!

— Ну так домашняя курица, никаких химических добавок. Клюет себе пшеничку да кукурузу, червячков отыскивает. Хлебом их балуют, помидорами, остатками… Все естественное. Потому и вкус у мяса такой, я к нему с детства привыкла, поэтому в Москве кур покупала только на рынке. «Ножки Буша» вообще есть не могла, даже когда с деньгами проблемы были.

— Теперь я тоже не смогу. Слушай, ну и что будем дальше-то делать?

— Поедем покатаемся. Покажу тебе Левобережную, Кубань, река теперь обмелела, но все же — Кубань.

— А может…

— Я предлагала папе с мамой нашу помощь, отказались категорически. Потом видно будет, пока что поехали, на станицу посмотрим.

— Ладно, какие проблемы. В таком замечательном состоянии я готова ехать… Нет, дальше не хочу, там уже Чечня близко, бандиты всякие. Но тут — с удовольствием!

Саманта решительно встала и пошла к джипу. Валентина тоже встала, но не спешила садиться в машину. Из дома выскочил Илья Петрович, распахнул дубовые ворота.

— Только поосторожнее, девчонки, — сказал он.

— Обижаете, Илья Петрович! — сказала Саманта. — За рулем ас-профессионал!

Илья Петрович подошел к ней, ласково похлопал по плечу:

— Не сомневаюсь, Самантушка, но все же будь осторожна, дочка. У нас тут не все ладно, есть люди злые, есть просто дураки, всякое бывает.

— Пап, Саманта свое дело знает, — сказала Валентина. Поцеловала отца в щеку и села в машину на переднее пассажирское сиденье.

— Так-то оно так, да… Ну ладно, вы недолго, а потом и обедать будем, мать обед готовит, в общем, не задерживайтесь, девчонки.

Валентина и Саманта одновременно кивнули. Джип медленно выехал со двора и так же медленно поехал по улице. Илья Петрович закрыл ворота и пошел на кухню, где супруга ощипывала курицу для супа.

— Отправил? — спросила она.

— Да… Но уж больно не наша эта девчонка, Саманта…

— Перестань, Илюша. Она, конечно, городская, но более нашей я среди городских не видела. Хорошая девочка. Ты слазь-ка в погреб, нарежь солонины, может, им понравится. Я помню, Валюшка очень любила.

— Это мы запросто, — бодро сказала Илья Петрович, открывая железную крышку бетонного погреба, что располагался под передней комнатой кухни.

Удобно. Тут и плита, и холодильник, и полки с посудой. А под ногами — картошка, кадушки с солеными огурцами, помидорами, патиссонами. Чан с солониной, кастрюли с домашними колбасами. Когда весной забили свинью, один задний окорок отдали коптить, он висел теперь в кладовке, часть мяса продали, а часть засолили (в двадцатилитровом чане прокипятили раствор соли со всевозможной зеленью, чесночком, в него и погрузили мясо, до следующего года хватит и на суп, и на второе, и просто так перекусить, если есть вдруг захочется, а окорок надоел). Оставшееся мясо пустили на колбасу (кишки свиные промыли, мясо прокрутили на мясорубке с чесноком, зеленью и салом, набили им кишки, поджарили на сковородке, а потом сложили в кастрюлю и залили растопленным свиным жиром, смальцем). Вот так и выживали бедные кубанские пенсионеры. Кто хотел, разумеется.

Да ведь они жили так всегда, и при Советской власти в магазине ничего, кроме хлеба, сахара и соли, не покупали, ничего там другого и не было. Ну, разве что кильки в томатном соусе.

Привыкли полагаться на самих себя.

— Валь, мне тут все жутко нравится, но, честно говоря, я должна позвонить Борису Евгеньевичу. Ты не против?

— Против. Он сейчас работает в поте лица своего, не до нас ему. Ну и не будем отвлекать.

— Ладно, как скажешь.

Саманта знала о любовных похождениях босса и втайне сочувствовала Валентине, потому и относилась к ней с уважением.