Слезы печали - Виктория Холт Страница 12

Как чудесно было бы видеть здесь тебя и отца!

Ах, если бы мы могли собраться под крышей нашего дома! Я рада узнать о том, что у вас все в порядке и что дела меняются к лучшему.

Твоя любящая дочь Арабелла Толуорти.»

Я перечитала письмо. В нем не было лжи. Я была уверена: мама обрадуется, узнав, что у нас есть хоть какая-то, пусть не такая, как мисс Блэк, но гувернантка. Тут я не удержалась от снисходительной улыбки: нельзя было представить двух менее похожих женщин.

Я надеялась, что мать все-таки приедет сюда. Любопытно будет послушать, что она скажет по поводу действий Харриет. И в то же время я боялась того, что она может сказать… Этот факт говорил о том, что я была, видимо, не до конца очарована столь пленительным существом.

На следующий день гонец уехал, увозя с собой наши письма. Я стояла в одном из окон-бойниц башенки и глядела ему вслед, пока он не исчез из виду.

Это было маленькое, редко используемое помещение с длинной узкой щелью окна. Единственную мебель здесь составляли стол и стул. В стену около окна была врезана скамья, так что можно было вести наблюдения сидя.

Я уже собиралась выходить, когда открылась дверь и вошла Харриет.

— Я видела, как ты поднималась сюда, — сказала она, — и мне стало интересно, куда же ты направляешься.

— Просто я наблюдала за всадником.

— Который увез с собой письмо, написанное твоим родителям?

— Иногда мы забираемся сюда и осматриваем окрестности, надеясь увидеть, что подъезжают наши родители. Но и гонец с письмами — это неплохо.

Харриет кивнула.

— Привозит и увозит вести, — задумчиво произнесла она. — А ты написала о новостях?

— О некоторых.

— И о том, что я здесь?

— Ну конечно.

— Они захотят, чтобы я ушла.

— Почему?

— Актриса. Им это не понравится.

— Я не написала им о том, что ты была актрисой.

— Как это?

— Ну, я сообщила, что ты прибыла с группой людей, которым пришлось задержаться здесь из-за снегопада. Ты повредила лодыжку, была вынуждена остаться, а затем предложила помощь в обучении детей. Ведь, собственно, так и было?

— Значит, ты не рассказала им всего? Я старалась не смотреть ей в глаза.

— Я не солгала им, — сказала я, оправдываясь. — Я написала, что тебя любят дети, что они учатся с удовольствием и что мы даже сумели поставить пьеску.

Харриет вдруг рассмеялась и обняла меня.

— Милая Арабелла! — воскликнула она. Я с некоторым смущением высвободилась из ее объятий. У меня возникло ощущение, что я становлюсь похожей на нее. Я больше не была невинной девочкой, всегда откровенной со своими родителями.

— Пора спускаться вниз, — сказала я. — Что за мрачное место! Представь себе человека, весь день высматривающего, кто едет, чтобы поднять тревогу при приближении врага.

— Нужно иметь достаточно много врагов, чтобы обеспечить наблюдателю занятие на целый день.

— Ну, он ведь высматривал и друзей. А кроме того, стоя на карауле, он сочинял песни. Я слышала, что все дозорные были менестрелями.

— Как интересно!

Когда мы подошли к винтовой лестнице, Харриет взяла меня под руку.

— Очень мило с твоей стороны дать обо мне столь лестный отзыв, — сказала она. — Если бы ты написала, что я актриса, которая проникла сюда обманом, это вызвало бы опасения. Отлично! Теперь нам не придется выставлять на башню дозорного, поджидающего приезда обеспокоенных родителей. Иногда бывает полезно немного отклониться от истины, если она может понапрасну растревожить людей.

Мы спустились вниз.

Мне было слегка не по себе. И в то же время я знала, что была бы несчастна, если бы мои родители отослали Харриет прочь.

* * *

В этот вечер она вновь явилась ко мне в спальню, чтобы продолжить начатый когда-то разговор. Я думаю, узнав о содержании моего письма к матери, она стала больше доверять мне.

Усевшись на свое любимое место возле зеркала, Харриет распустила по плечам свои длинные волосы. Она показалась мне просто обворожительной. Я видела в зеркале свое отражение. Мои густые прямые каштановые волосы тоже были распущены — я как раз собиралась начинать их расчесывать, когда Харриет постучала в дверь. Я была очень похожа на свою мать, которую все находили красивой. Я унаследовала ее живость, ее изящно прорисованные брови и глубоко посаженные глаза с несколько тяжеловатыми веками, но было ясно, что мои волосы и глаза выглядели бледно в сравнении с яркостью Харриет. Я утешила себя тем, что почти все женщины на ее фоне казались бы бесцветными.

Как бы прочитав мои мысли, Харриет улыбнулась. Я смутилась. У меня часто возникало ощущение, что она видит меня насквозь.

— Тебе идут распущенные волосы, — признала она.

— Я как раз собиралась расчесывать их.

— А я тебе помешала.

— Ты знаешь, что я всегда рада поговорить с тобой.

— Я пришла поблагодарить тебя за письмо, которое ты написала матери.

— Не понимаю, чем я заслужила эту благодарность.

— Ты все прекрасно понимаешь. Я не хочу от вас уезжать, Арабелла… пока не хочу.

— То есть ты все-таки уедешь? И скоро? Она покачала головой:

— Ну, я думаю, что вы и сами не собираетесь оставаться здесь навеки.

— Мы всегда верили в то, что в один прекрасный день вернемся в Англию. Было время, когда мы едва ли не каждый день ждали вызова на родину. Потом ожидание кончилось, но, по-моему, мысли об этом никогда не оставляли нас.

— Но вы же не хотите оставаться здесь до конца жизни?

— Что за идея! Конечно, нет.

— Если бы вы сейчас жили в Англии, тебе уже подбирали бы мужа.

Я вспомнила письмо матери. Разве не на это она намекала?

— Наверное, да.

— Счастливая маленькая Арабелла, о которой есть кому позаботиться!

— Ты забываешь, что я сама о себе забочусь.

— И будешь справляться с этим еще лучше… когда немножко узнаешь жизнь. У меня все совсем иначе.

— Ты рассказала мне о себе уже довольно много, но потом вдруг решила оборвать рассказ. Так что же произошло, когда вы встретили странствующих актеров и твоя мать влюбилась в одного из них?

— Он так ей понравился, что она вышла за него замуж. Видимо, он напоминал ей моего отца. Я не забуду день их свадьбы. Никогда прежде моя мать не была такой счастливой. Разумеется, со сквайром она жила в полном согласии и вела вполне достойную жизнь, была чуть ли не хозяйкой имения. Но она придерживалась весьма строгих правил, и поэтому ей всегда было немного не по себе. Теперь она заняла прочное положение в обществе. Ее возлюбленный муж был странствующим актером, и в ее глазах все выглядело правильно. Она всегда говорила мне о нем «твой отец». Я думаю, что и в самом деле образы этих двух людей слились для нее воедино.