Рыцарь моих снов - Натали де Рамон Страница 13

Это чудесное улучшение климата я особенно явственно почувствовала в портретной галерее. Мои прародители и прародительницы ласково улыбались мне из своих золоченых рам. Даже строгого вида мессир Жофруа де Бельшют — королевский казначей и философ пятнадцатого века, что уж говорить о сострадательной и кроткой баронессе Аньес, прославившейся тем, что во время чумы она без отдыха и страха ухаживала за умирающими. Барон Рене Доброе Сердце, мессир Артюр Благодушный, в честь него назван мой папа, баронесса Анабель Щедрая, дама Клод Босоножка, баронесса Амандин-Терез…

Дюлен старательно снимал на видео интерьеры — пыльноватые и запущенные, признаться, перед следующими покупателями стоит основательно пройтись тут пылесосом, думала я, — и рассуждал то о выгоде продажи замка японскому миллионеру Сикаруки-сан, то о преимуществах сотрудничества с государственным учреждением. Как и старый Фонтан-Дюлен, он напирал на то, что я смогу жить в замке, став почетным директором или хранителем. Титул в наше время такая редкость, всем интересно посмотреть на живую баронессу. Это привлечет туристов. В красноречии он заметно уступал своему родителю. Но я поймала себя на том, что мне нравится голос Дюлена, хотя несет он полную чушь. Достаточно оскорбительную, кстати.

— Я не хочу быть музейным экспонатом, мсье Дюлен.

— Извините, баронесса… — Он быстро посмотрел на меня, оторвавшись от камеры и пятерней откидывая свою светлую прядь назад. — Я хотел сказать… Видите ли… Я подумал… — Он совсем смешался и опустил камеру, беспомощно глядя на меня.

Но мне нравилось смущение этого атлета в белом. И жест руки в волосах. И голос. И взгляд голубых глаз. Стоп, сказала я себе, достаточно… Человек на работе, посторонний человек, твое дело — показывать замок.

— Ничего страшного, мсье Дюлен, — ободрила я. — Такова ваша профессия, я понимаю.

— А ваша родинка, вот эта… — Он наивно показал ее место на себе, над верхней губой.

— Родинка, мсье?

— Да! Я не заметил ее ни у кого на портретах. Но она же фамильная? Правда?

— Да, от мамы. Ее портрет висит в папиной спальне. И в моей на камине тоже есть ее фотография. Вы просто не обратили внимания. Если вам интересно, можем вернуться и посмотреть. — Боже мой! Какая глупость! Зачем я говорю об этом? Но зачем он смотрит на меня так?

— Извините. Мое любопытство неуместно, — проговорил он, не отводя взгляда. — Как и мое появление. Вам нужно отдохнуть. У вас совсем больные глаза.

— Глаза? — Я машинально потерла их. Странно, они давно не напоминали о себе.

— Не трогайте руками! Можно занести инфекцию! У меня в машине есть глазные капли. Знаете, иногда приходится провести за рулем всю ночь… Я сейчас принесу вам капли и уеду. Отдыхайте. Продолжим осмотр как-нибудь в другой раз.

Он попятился к выходу из зала, на ходу поправляя выгоревшую прядь. В белой одежде с головы до ног.

— Подождите! — Я вдруг испугалась, что белая фигура с выгоревшими волосами сейчас исчезнет. Слишком все напоминало очередной сон. — Куда вы?

— Это очень хорошие капли. Искусственные слезы. Вашим глазам сразу станет легче. Я сейчас принесу.

— Искусственные слезы? Не нужно! Все в порядке.

— Вы уверены?

— Конечно. — Мое сердце стучало в висках, глаза снова жгло сухим огнем, но человек в белом не исчезал! — Продолжим экскурсию?

— С удовольствием. — Он виновато улыбнулся. Ужасно милая улыбка… — Но… Но вы опять трете глаза!

— Больше не буду, — сказала я и попыталась улыбнуться, подумав: как приятно, что кто-то заботится о здоровье моих органов зрения.

— Но ведь кто-то же должен? — веско произнес Дюлен. — У вас такие необыкновенные зеленые глаза.

Кошмар! Я вздрогнула и невольно прикрыла ладонью рот. Выходит, свои мысли я произнесла вслух? Естественно, последнее замечание торговца недвижимостью осталось без ответа. Мы молча прошли по залам и спустились в кухню. Я чувствовала, что он хочет заговорить со мной, подставить мне руку, но не решается. И это тоже было приятно.

— Я приготовил фонарь, госпожа баронесса, — отрапортовал дворецкий. — Изволите осмотреть подвалы и башни?

— Он керосиновый? — поразился Люк.

— Девятнадцатый век, мастер Шератье, мсье, — гордо сообщил старик, намереваясь сопровождать с фонарем госпожу баронессу и ее гостя.

Люк едва сдержал себя, чтобы не расхохотаться: дворецкий выглядел таким древним, дунь — и рассыплется в любую секунду. Куда уж ему лазить по подвалам и башням!

— Не волнуйтесь, мсье Герен, — сказал Люк. И решительно протянул руку, чтобы забрать фонарь у дворецкого. — Я смогу позаботиться о госпоже баронессе.

Он посмотрел на девушку. Она задумчиво улыбалась и опять быстро потерла глаза. Наверное, машинально, сама не замечает. Понятно же, что ей хочется, чтобы кто-то заботился о ней. Она ведь проговорилась об этом. Но неужели у нее нет поклонника, мужчины, какого-нибудь жениха, наконец? Говорят, в благородных семьях до сих пор будущего супруга подыскивают чуть ли не со дня рождения…

А вдруг правда никого, кроме этого старикана в театральных белых перчатках? Они ведь только что обошли огромное здание и не встретили ни единой души. При мысли о том, что этой девушке предстоит ночевать здесь одной, Люк ощутил дуновение суеверного ужаса. Как в детстве, когда отец посылал его за какой-нибудь надобностью в подвал, а там, пока не найдешь выключатель на шероховатой стене, было жутко темно и безнадежно страшно. Или когда пару лет назад, зимой, в Альпах под его ногами обрушился снег и Люк повис на тросе беспомощной марионеткой. Понятно, его вытащили, в связке он был не один, но что он пережил в те минуты над сияющей снежной бездной…

— Доверьте осветительный прибор мне, мсье Герен, — сказал Люк.

— Вы позволите, госпожа баронесса? — спросил дворецкий.

Прежде чем ответить, девушка посмотрела на Люка. Своими странными глазами, больными и все равно прекрасными. Может быть, стоит еще раз предложить ей капли? Нет, слишком интимно говорить про лекарство при дворецком.

— Я позабочусь о госпоже баронессе, — в полной тишине вежливо повторил Люк, пятерней откидывая волосы и растерянно переводя взгляд со старика на девушку.

Он всегда поправлял прическу в момент растерянности: молчание неизменно сбивало его с толку и выводило из себя. Люк не выносил молчания, а его отец не выносил этот жест безнадежного, по его мнению, сына — растопыренные пальцы елозят в волосах. Отец хлестал по рукам, лично под корень обрезал челку. Но волосы у мальчишек отрастают быстро…

Девушка потерла глаза, похлопала ресницами, как будто проверяя, видит ли она. Засмущалась, кашлянула, облизнула губы и опять уперлась взглядом в его лицо. А ты действительно сможешь позаботиться? Позаботиться обо мне? — недоверчиво спрашивали ее глаза. Это правда? Ты хочешь этого?

Да, в ответ подумал он, снова откидывая волосы. А что, собственно, такого?