Вьющиеся розы - Элен Стюарт Страница 13

6

Первая ее мысль, проступившая сквозь дрему, была о том, какой изумительно нескромный сон ей привиделся сегодня. И как было бы здорово сейчас перевернуться на другой бок и досмотреть эту упоительную сказку про мужчину по имени Стив Тайлер. Его имя сладкой истомой отдалось в теле Дорис. Она тягуче изогнулась и проснулась окончательно. Стив Тайлер. Дорис хотелось мурлыкать, как довольной мартовской кошке. И смеяться от счастья. Впрочем, ее уставшее и счастливое тело было против каких-либо проявлений активности.

Дорис приоткрыла глаза и не сразу поняла, где находится. Она почему-то спала не в своей кровати, а в гостиной, на диване, прикрытая тонким розовым покрывалом, которое обычно лежало свернутым под грудой маленьких подушек. Потом перед глазами стали вспыхивать фрагменты вчерашней ночи, и ее щеки налились краской. Такие откровенные и щедрые ласки, поцелуи, от которых гаснет любая мысль, любое чувство, кроме счастья от близости, от того, что принадлежишь ему. Вот обнаженный Стив встает перед ней на колени, осторожно скользя рукой по изгибам ее тела. Вот он поднимает ее с ковра, ставшего неожиданным прибежищем их страсти, и бережно переносит на диван.

И как они умудрились уместиться вдвоем на этом более чем скромном ложе. Дорис улыбнулась, сладко потягиваясь. Кстати, а где же он?

— Сти-ив! — позвала она и сама засмущалась от необычной надтреснутости своего голоса. Не каждую ночь ее связки издают такие звуки.

Ответа не было.

Наверное, он в ванной, решила Дорис, выбираясь из-под покрывала. Все тело сладко ныло, а движения отдавались в паху мягкой болью.

Ого! — отстраненно изумилась Дорис. Очевидно, это вызвано тем, что у нее давно не было мужчины. Впрочем, и это было для нее совершенно очевидно, еще никогда в жизни ей не было так хорошо.

Стив был настолько внимателен, что, казалось, знает тело Дорис лучшее ее самой. А она в свою очередь так доверяла ему и так искренне хотела быть с ним, что это стирало все барьеры, которые только могут быть в близости между мужчиной и женщиной.

Дорис добралась до ванной и в недоумении обнаружила, что Стива нет и там. Неужели он уехал? С нарастающей тревогой она обошла все комнаты, закончив свое рассеянное путешествие на кухне.

Как же так? Просто сбежал, даже не попрощавшись? И снова не взял телефона.

Прикусив губу, Дорис села на мягкую кухонную табуретку.

И только тут увидела, что на столике для готовки стоит нечто, чего здесь быть не должно. Что-то, накрытое чистой салфеткой. И листок бумаги с ровными быстрыми строчками.

«Привет, Дорис! С добрым утром. Я спешу на важную встречу. Поэтому завтрак не в кровать. Да и спишь ты на диване.

Приезжай сегодня в 8 вечера в наше кафе.

Стив.

P.S. Ты великолепна».

И в конце ряд цифр телефона. Очевидно, вместо еще одной визитки, с улыбкой подумала Дорис.

Под салфеткой обнаружились порезанные и очищенные яблоки и пластинки сыра с печеньем. Дорис отправилась обратно на диван, прихватив тарелку с собой, и с аппетитом захрустела яблоком.

Как это необыкновенно важно, когда о тебе кто-то заботится. Для Дорис, которая со всем привыкла справляться сама, это было чем-то необыкновенным. Это были не просто порезанные фрукты и сыр, не просто пара строк на белом прямоугольнике — это все было теплом и вниманием Стива, его нежностью и мыслями о ней. Как добра к ней судьба.

А ведь еще вчера утром Дорис даже представить не могла, что готовит ей грядущий вечер. Она в смущении положила недоеденное яблоко. Ну, еще бы — ей, сдержанной учительнице, даме весьма строгих взглядов, провести ночь с почти незнакомым мужчиной. Да не просто. А как провести! Так неистово отдаться человеку, которого видела всего второй раз в жизни, — такого с Дорис еще не было.

Даже в период самого расцвета их отношений с Дейвом, Дорис никогда не могла расслабиться в постели по-настоящему. Не слишком ли он торопится? Может быть, от нее как-то не так пахнет? А вдруг это ему не понравится? Да и вообще стонать неприлично.

А вот для той девицы, очевидно, таких проблем не существовало. Стонать — запросто. В чужом доме — адреналин! На их с Дейвом кровати — а что, весьма миленькое бельишко.

Дорис не помнила, как пережила тогда тот день. Шарон отпаивала ее чаем и коньяком. Дорис плакала и орала, выкурила полпачки сигарет Шарон. И снова плакала и орала.

Подумать только! Она подарила этому мерзавцу четыре года своей жизни. Четыре прекрасных молодых года. Она старалась быть для него самой лучшей девушкой. Не просила ни свадьбы, ни бриллиантового кольца, ни подарков. Она верила ему. Верила!!!

А потом застала их, потных и голых, в своей спальне. На той кровати, где она обнимала Дейва.

В тот же день Дорис собрала вещи и ушла не прощаясь. Без выяснения отношений, без беспомощного «как ты мог» и прочих атрибутов женского унижения. Она взяла тогда только самое необходимое, чтобы как можно меньше находиться в этом доме, где все напоминало ей о предательстве.

Она решила тогда, что с мужчинами для нее покончено. Она никогда и ни за что не сможет больше никому верить. Она не позволит больше себя обмануть и использовать как милую и удобную в хозяйстве вещь. Ей больше не нужна ни любовь, ни зависимость от того, кого любишь. Ей есть чем занять свою жизнь, кроме того чтобы таскаться за каким-нибудь мерзавцем, а потом безутешно рыдать на пороге собственной спальни.

Шарон утешала ее, говоря, что серьезные отношения заводить вовсе не обязательно. С мужчинами можно еще и просто весело трахаться.

— Вот пускай она и трахается, — глухо проговорила Дорис.

Больше к теме Дейва и его предательства они не возвращались.

Но эти чувства беспомощности и растоптанного доверия, а точнее, отчаянное нежелание переживать их снова, с тех пор стали определяющим в отношениях Дорис с людьми. Причем не только с мужчинами, но и с женщинами. Ей сложно было раскрыться. Ей казалось это равноценным тому, чтобы выставить на осмеяние свою беззащитную душу. Примерно раз в неделю Дорис болтала с Шарон, изредка перезванивалась или списывалась по Интернету с давними университетскими приятелями, наведывалась к матери. Пожалуй, на этом круг общения, который выбрала для себя Дорис, заканчивался. Работа не шла в счет. Потому что вынужденное взаимодействие, которое обусловлено твоей профессией, редко бывает достаточно искренним и теплым. Впрочем, Дорис благодаря своему обаянию и женственности, которые сложно было скрыть за сдержанностью делового костюма, легко находила подход к самым разным людям. Но никогда не доверяла им ключей от своего мира.

Откуда же взялась эта необъяснимая близость с совершенно незнакомым человеком? Дорис сидела на бортике ванны с релаксирующим пенным бальзамом, ожидая, пока та наполнится водой, и смотрела на белый сугроб пены, взбиваемой тугой водной струей. А может, это снова ее фантазии и никакой душевной близости нет и в помине? Ну, уж нет. Проще всего сейчас обесценить все то, что произошло между ними, назвав это похотью истосковавшегося тела. Проще всего усомниться в искренности. Потому что доказать ее, понять мозгами невозможно. Всегда будут какие-то детали, нюансы, которые можно истолковать с подозрительностью и неприятием. Слишком мало знакомы. Ушел, не разбудив и не попрощавшись. А вдруг ему просто хотелось развлечься, а она уже заговорила о какой-то эфемерной близости. И далее в том же духе.