Все мужчины ее жизни - Ника Сафронова Страница 13

Все обернулись на Шурика.

А тот в свою очередь, не проявив ни малейшей радости, злобно прошелестел:

– Что-то я не припомню, чтобы у меня были братья…

Самое ужасное то, что он опять начинал пританцовывать!

Тут даже Ладка, не говоря уже о нас с Ксюшей и несчастном Виталике, затаила дыхание. Отлично понимая, что гости были изрядно под мухой и для Кощея его гонорок может закончиться мордобоем.

К счастью, один из весельчаков, вместо того чтобы обидеться, панибратски толкнул музыканта в плечо:

– Слышьте, пацаны! Он нас не помнит!

Все трое дружно заржали и принялись освежать Кощееву память:

– Ты че, братан? Мы ж, когда на Арбате бываем, постоянно тебя слушаем! У тебя песни клевые, ваще… Вставляют конкретно!

После такой похвальбы Шурик немного смягчился. По столу пронесся вздох облегчения, и началась самая обыкновенная пьянка-гулянка.

Узнав, что я работаю в продюсерском центре, поклонники творчества Кощея начали требовать моего немедленного вмешательства в судьбу их кумира.

– Ты че, Ирка! Знаешь, какие он песни пишет? На нашей эстраде ему никто в подметки не годится. Обидно просто! Такой талант – и уличный музыкант. А в телевизоре всякую мутотню показывают.

Я сидела, гордая тем, что из меня вдруг раздули такую величину. Ирка Айзиншпис! Круто! Звучит!

Даже не стала их разубеждать в том, что дескать продюсерский центр – это так, для красного словца, а вообще-то мы рекламная фирма. Слушала их, слушала, пила, снова слушала, снова пила. И допилась до того, что возьми и скажи:

– А чего? Может, это и не плохая идея. Шурик, сыграешь нам что-нибудь?

Кощей немного подумал. Было видно, что сыграл бы он с превеликим удовольствием. Но потом все же непомерные амбиции одержали верх.

– Я выступаю на Арбате с шести до десяти часов вечера, – проинформировал он. – Если у кого есть желание послушать мое выступление, приходите завтра. С деньгами.

Может, будь я в другом настроении, я бы плюнула на этого выпендрежника, и дело с концом. Но тут я отчего-то крепко закусила удила.

– А-а, – говорю, – понятно. Знаменитыми мы быть не хотим. Потому что мы гордые! А по телевизору пусть другие выступают. Пусть бешеные гонорары получают, на лимузинах ездят. Поклонницы пусть у них перед подъездом толпятся, их именами стены расписывают. Нам этого не надо ничего! Мы свой талант готовы в землю зарыть. Потому что нас не замечают… Музыкальные продюсеры в очередь не выстраиваются. С радиостанций не звонят. Ну и пускай! Им же хуже! А мы умрем нищие, но неприступные! Да?

Кощей очень долго и пристально смотрел мне в глаза. Так, что мне даже стало не по себе. Взгляд его, до этого кажущийся пустым, вдруг превратился в бесконечный коридор зеркал.

– Ладно, пойдем, – наконец, изрек он. – Я тебе исполню несколько своих песен. Только не здесь.

– Не здесь? А где?

– Я тебя приглашаю к себе в гости…

Он выжидающе замолчал, все так же, не мигая, глядя в мои глаза. И мне вдруг как-то резко расхотелось слушать его гениальные композиции. Ну его на фиг!

– Ну так что? Согласна?

Я предприняла попытку пойти на попятный:

– А почему ты не хочешь спеть здесь?

– Да потому что! Я не хипарь какой-нибудь, чтобы бренчать под чавканье и бухой треп.

Ища поддержки у Ксении, слушавшей наш диалог с напряженным вниманием, я сделала ей важное лицо: дескать, видал-миндал! Но девочка даже не улыбнулась. Наверное, уже мечтала о том, как будет купаться в лучах Кощеевой славы.

Я тяжко вздохнула про себя: «Что ж, назвался груздем – полезай в кузов!» – и воинственно сказала:

– Идем!

Он резко поднялся из-за стола, ни с кем не попрощался и вышел из кухни. Мы с Ксенией – за ним. Наспех уведомив собравшихся:

–

Все, господа! Мы поехали на первое прослушивание!

Один из троих, хрустнув малосольным огурцом, напутствовал меня на дорожку:

– Давай-давай, Ирка! Сделай из него рок-звезду!

Кощея мы нагнали уже во дворе. Он сидел на качелях, зажав коленями неизменную гитару, и курил. Увидев, что мы выходим, поднялся навстречу.

– А тебя я разве к себе приглашал? – с издевкой спросил он у Ксении.

Она как будто даже не удивилась, только личико ее как-то разом осунулось.

– Уже не приглашаешь, да, Кощей? – печально спросила Ксюша. – Как в той песне – «я не хочу тебя больше»? Пошел ты! – И, швырнув в него горсть разноцветного монпансье, она убежала обратно.

Мне стало жаль Ладкину сестренку. Она ведь почти ребенок! А этот невоспитанный самодур, который, как минимум, лет на семь-восемь старше нее… этот непризнанный гений топчет ее по-детски наивные чувства!

– Совести у тебя нет! Как ты можешь так обращаться со своей девушкой? – укорила я его.

Он удивился:

– А кто тебе сказал, что это моя девушка?

– Ну хорошо, предположим, ты так не считаешь. Но она ведь тебя искренне любит. Разве ты не видишь?

Кощей вытаращил глаза:

– Да привет, их знаешь сколько, которые меня любят? Что ж мне теперь всех у себя поселить?

Я впервые взглянула на музыканта с интересом. Не как на мужчину, нет. В этом плане он мог быть совершенно спокоен. Но как на своего возможного протеже. Я ведь только теперь подумала об этой идее всерьез.

В нем, пожалуй, действительно что-то есть! При всей его страхолюдности и хамстве в нем присутствует необъяснимая притягательность. Может быть, именно этим пренебрежительным отношением к слабому полу он и берет? Чем меньше женщину мы любим… Многие дурочки на это ведутся. Мечтают завоевать, покорить!.. Да. Очень даже возможно, что у такого, как он, полно воздыхательниц. А если так, да к тому же он небездарен, как о нем говорят, то это здорово! Попытаюсь на нем чуть-чуть заработать!

Сразу передумав ссориться с Кощеем, я сказала:

– Ну ладно, твоя личная жизнь меня не волнует. Я хочу ознакомиться с твоим творчеством…

Мы поймали машину и поехали к нему.

Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что этот прощелыга здесь же на Арбате и проживает! Правда, в убогой коммунальной квартире, но тем не менее…

Поднявшись по темной лестнице на третий этаж, мы очутились перед обшарпанной дверью. За ней открывался проход в узкий и длинный пенал коридора. Как говорится, ничего лишнего – даже вывеска от парфюмерного магазина своя имелась, слегка заваленная тазами, санками и старой посудой, но все равно отлично просматривающаяся в дальнем торце.

Я прошла за Кощеем в его комнату.

Несмотря на убогость, здесь оказалось довольно мило. Низкий обветшалый диванчик и такая же приземистая кровать стояли друг напротив друга у самого окна. В центре комнаты – небольшой квадратный ковер. А под потолком – плетеный абажур, сеющий через тростинки мягкий оранжевый свет. Наверное, из-за этого освещения комната и выглядела уютной.